Башня из грязи и веток

– Наш друг Патрик – военный советник, он знает схему патрулирования границы. Нам просто нужно следовать за ним. – Взмах руки в чёрной перчатке, и Эйдан указал на три смазанных тёмно-рыжих пятна на горизонте. Лошади. – Сложность заключается в том, чтобы нас не заметили они… по крайней мере, пока мы не углубимся на территорию Думы.

Тучи моргнули, заворчали, и кобыла Шэя заржала.

– Тише, девочка, – он прижался к её гриве и бросил взгляд назад. В десяти километрах на фоне первых бледных звёзд башня была похожа на свою сестру из книги Лены, не на часть неба, как раньше, а на продолжение земли, словно нечто огромное пыталось вырваться на свободу и вытянуло за собой недра.

Кобыла снова заржала.

– Угомоните свою лошадь, Шэй. Вы же не хотите, чтобы… Ну вот и всё. Они нас заметили.

Одна из тёмно-рыжих точек отделилась от группы. Расстояние выравнивало направление, из-за чего казалось, что всадник движется вправо, но это была иллюзия.

– Мы на равнине, Эшкрофт. Звук разносится. Едем в лес, нужно переждать.

Они припустили галопом, а рыжеватое пятно тем временем выросло до размеров подушечки большого пальца. Лес тоже приблизился и встал непроницаемой стеной, проросшей ветвями и кустарником.

Когда они наконец добрались до просвета между деревьями, Эйдан присвистнул.

– Можете начинать беспокоиться насчёт патрулей.

Дорога змейкой вилась между стволов – ровная, хорошо протоптанная, по ней могли свободно проехать три лошади с вооружёнными всадниками.

Шэй сказал:

– Будь я проклят, если по этой тропе не ходят часовые.

– Лес – наш единственный шанс стряхнуть хвост.

Эйдан прищурился на силуэты деревьев, затем на тёмно-рыжее пятно, которое к этому моменту уже превратилось в детский рисунок человека на лошади.

Они въехали на тропу.

Под копытами заскрипел гравий, и где-то в кронах деревьев сова объявила о наступлении ночи.

– Кажется, я вижу впереди свет, – сказал Шэй.

– Да… я тоже его вижу. Факелы.

– Возвращаемся.

Вместо ответа Эйдан направил своего жеребца влево, следуя по более узкой тропе в глубь леса.

Они выехали на поляну, в конце которой виднелись два наполовину обрушившихся сводчатых прохода, похожих на мёртвые муравейники. Они спешились и повели лошадей по поляне, под арки, в темноту.

– Шевелитесь, – сказал Эйдан. – И не ударьтесь головой.

Когда глаза Шэя привыкли к отсутствию света, из тени проступили причудливые образы – с одной стены к нему в безмолвном крике тянулось человеческое лицо с уховёрткой вместо языка, а на другой многоножка заползала в чью-то ноздрю – или вылезала из неё.

Его передёрнуло.

– Гаденькое капище, – сказал Эйдан.

– Думское?

– Нет, гораздо древнее. Я рад, что тех, кто это построил, уже нет. Общество, которое выблёвывает из себя такое, очевидно, находится на последних стадиях разложения.

– Вы много кого осуждаете, нет?

– Я осуждаю черты. Слабость. Глупость. Бестолковость. Склонность к излишествам.

Шэй отвернулся от лица с уховёрткой. Мир снаружи потерял цвет, превратился в тиснение, замер.

– Как обстоят дела при дворе? – спросил он.

– Смотря о ком вопрос. Что хорошо вам, думцу – смерть.

– Сочувствую.

– Не стоит. Это ваша страна, и вы вольны давать возможности кому захотите.

– Я…

– Тссс.

В тишине дыхание Эйдана было таким же ровным, как и за минуту до этого. Из-за деревьев выступила лошадь; её всадник поднял факел, и жёлтый круг пополз под сводчатым проходом по каменному полу, остановившись в метре от носков сапогов Шэя.

«Чёрт».

Но время шло – полминуты, минута, – всадник явно медлил, пока огонь у него в руке отплясывал в темноте небольшой танец.

– Что он делает? – шёпотом сказал Шэй.

Всадник что-то прокричал на думском языке.

– Что…

– Тссс.

Секунды тянулись, отмеряемые пульсацией факела. Затем часовой развернул лошадь и исчез в лесу.

Шэй со свистом выдохнул.

– Почему он не?..

– Могу лишь предположить, что дело в суеверии. Некоторые считают, что, если двое войдут в подобное святилище, один из них умрёт. Видите ли, – Эйдан усмехнулся, – часовой не догадался, что нас внутри уже двое.

– Вы знали, что это святилище здесь?

Эйдан посмотрел на него.

Сова снова заговорила, на этот раз ближе.

– Подручный Патрика наверняка уже вернулся к основной группе.

Когда у входа Шэй оглянулся, лицо с уховёрткой по-прежнему смотрело на него из тени.

8

Теперь, зная о склонности его кобылы громко выражать своё недовольство, они прошли последние полкилометра до Полтавы пешком.

Первым из темноты вынырнул обветшалый забор с привязанными к нему тремя гнедыми лошадьми. Затем возник дракон, и ещё один, и ещё – деревянные фигурки, оседлавшие гребни крыш – или это были поленья, которые кто-то вытащил из костра?

Как там говорил герцог? «Посмотрите, что они сделали с деревней, и сами всё увидите». Раскат грома прокатился над Шэем как неваляшка – слева направо, справа налево, – и дождь зарядил сразу же в полную силу, отчего ожоги на домах стали казаться свежими.

Несмотря на все разговоры о Полтаве, деревенька была крошечной, не более пятидесяти домов – и половина из них представляла собой обуглившиеся остовы: смерть по одну сторону улицы, жизнь – по другую.