Башня из грязи и веток

Во тьме моя жена была силуэтом – её волосы чёрной волной падали на плечи, юбка платья расходилась высоко на бёдрах – слишком высоко, на мой вкус. Полагаю, она надела его, чтобы позлить меня – всё это было частью игры, как говорили в Вавилоне.

– Как прошёл твой день? – спросила низким и бархатистым голосом.

– Я видел, как человек умер, – сказал я. – И к тому же тикалинец. У него были жуткие ожоги по всему телу.

Нину повернулась ко мне:

– Тикалинец?

– Они сказали, что это… как же они это назвали… Диверсия? Я не знаю такого слова.

Она помолчала.

– Я тоже.

– Давай поговорим об этом в другой раз, не хочу портить вечер.

Нину бросила в мою сторону раздражённый взгляд, но затем, как это часто бывало, её недовольство сменилось странным выражением, которое я не мог точно определить, но которое, как я отчаянно надеялся, было любовью. Я бы дорого заплатил, чтобы узнать, что она видела на самом деле, когда смотрела на меня. Нину настолько отличалась от всех других женщин, которых я знал, что мне было не с кем её сравнить. Я улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

– Посиди со мной, – сказал я.

– Раз ты настаиваешь.

Одним изящным движением она скользнула на кровать позади меня и стала разминать мои плечи. Но я хотел не массажа, обернувшись, я обнял её. Затем мы занялись любовью, а после мир затих и уснул.

* * *

Если кто-нибудь скажет вам, что где-нибудь, когда-нибудь существовало место более пышное или таинственное, чем Вавилон, не постесняйтесь обвинить его во лжи.

Я помню, как шесть лет назад пришёл в город, чтобы работать на Башне; как таращился на воздушные корабли, сверкавшие на фоне прозрачного неба, и на огромные трубы, переносившие воду с гор. Но лишь когда я миновал ворота, Вавилон по-настоящему взял меня в свой плен. Улицы шириной с небольшую речушку, террасы садов у входа в каждый второй дом, окна и балконы с чужими, не от мира сего узорами; а среди всего этого – монументальные фигуры существ, которых можно было бы принять за людей, если бы в среднем в нас было по три метра росту. Тикалинцы передвигались по городу исключительно «верхом», сидя, скрестив ноги, на квадратных платформах, паривших на уровне пояса; к каждой платформе по углам были прикованы четыре Человека-из-Грязи – автоматона, как меня позже научили их называть.

Когда я пришёл в мастерскую, там уже собралась перешептывавшаяся, переминавшаяся с ноги на ногу и явно чувствовавшая себя неловко толпа. Сама мастерская оказалась не такой, какой я её себе представлял, – я думал, что окажусь в хибаре плотника, но вместо этого попал в тускло освещённый сводчатый зал, настолько большой, что стены и потолок терялись в полумраке. Это был переоборудованный храм.

Я никогда не видел в одном месте cтолько числовых машин и автоматонов. Экраны горели бледно-зелёным, возвращая некогда священному месту часть былой таинственности. Силуэт в углу, который я ошибочно принял за статую, оказался тикалинцем, задумчиво рассматривавшим толпу потенциальных наборщиков чисел. Рядом с ним стояла женщина, самая красивая из всех – на самом деле, из всего, что я видел в жизни. В тени своего спутника она казалась ребёнком, но взгляд всё равно останавливался именно на ней: гибкая, с гордо посаженной головой.

Прибыл старший наборщик чисел. Он вёл себя оживлённо, слишком оживлённо для той задачи, которую перед ним поставили; он разве что не отплясывал перед строем потенциальных работников, которые наблюдали за ним с мрачным терпением. Он производил впечатление человека, который и сам бы прошёл испытание, если бы ему это дозволили.

На первый взгляд поставленная перед нами задача казалась простой. Старший наборщик чисел вывел вперёд одного автоматона. Стандартная единица – все они выглядели одинаково, словно кто-то взял человеческое тело, расчленил его, отделив кисти от рук, голени от бёдер и так далее, а затем снова сшил всё вместе металлическими стержнями. Автоматон смахивал на глиняные куклы, которые были у каждого ребёнка в тикалинских городах; он был похож на них всем, кроме лица. Вместо лица была маска, застывший слепок человеческих черт.

Жестом циркового трюкача наборщик чисел достал судру и закрыл ей автоматону глаза. Пространство перед устройством представляло собой лабиринт из столов, стульев и разношёрстной мебели; наша задача состояла в том, чтобы ввести такие числа, которые бы позволили автоматону пройти лабиринт.

Само собой, никто из нас не знал, как с этим справиться. Поиск пути был обязательной дисциплиной в тикалинских учебных заведениях, где мы получили наше образование, но в основе всегда лежало визуальное распознавание. Уберите его, и автоматон превращался в слепого котёнка.