Башня над Камой

— Я это знала, — повинилась Екатерина Васильевна. — Да сказать не смела, что ли? С днём рождения, Галина! Хоть он у тебя уж и прошёл… Лучше совсем поздно, чем вообще никогда.

А Матрёна Петровна с тихим восторгом смотрела на девочку, словно воочию видела выпускной вечер и Галю на нём, которой к тому времени исполнится семнадцать лет.

— Ой, Галя! Ой, Галя! — Она радостно качала головой в лад словам и приговаривала: — Ох, и пойдут тебе синие-то серьги к белому-то платью. Ох, и пойдут! Ох, дожить бы мне до выпускного-то вечеру и хоть одним глазком взглянуть на тебя. Доживу ли?

Общая радость передалась девочке. Она непроизвольно приложила руку к сердцу и сказала, глядя прямо в глаза Екатерине Васильевне:

— Ой, спасибо!..

После происшедшего все сели смотреть телевизор. По телевизору показывали море.

— Моя стихия, — сказал отец.

— Ох, Александр Николаевич, какой ты стихийный, — качала головой бабушка Матрёна, а Екатерина Васильевна улыбалась и подтверждала:

— Стихийный он. Стихийный!

Галя увидела, что кот Веденей с глубоким волнением следит за телевизионным экраном. Там, в морских глубинах, играя боками, плавали рыбы. В мгновение ока кот Веденей оказался около рыб и лапой что было сил хватил по стеклу. Телевизор зашипел и погас. Зашипел и кот Веденей, готовый насмерть сразиться с телевизором.

Отец схватил бывшего пирата за шиворот и выбросил в окно.

— Скатертью дорога! — в сердцах сказал он.

Екатерина Васильевна и Галя подбежали к окну и стали звать кота:

— Кис! Кис! Кис!

Кот Веденей только ухом повёл: знаем, мол, мы вас всех, тоскливо зевнул, облизнулся и, вобрав когти, на мягких лапах ушёл в сад и скрылся в траве.

Там у него была своя жизнь, не ведомая людям, полная приключений и опасностей, и если нет возврата к прошлому, то он не променял бы её ни на какую другую.

— Вот теперь и гадай, какая жила в нём лопнула, — отец осматривал телевизор и сердился. — Не кот, а одно разорение! Разорит он нас и пустит по миру. Больше я от этого разбойника ничего не жду.

Отец стучал по телевизору и всё без толку, пока бабушка Матрёна не сказала:

— Да он, никак, выключился!

Поплотнее утвердила вилку в розетке, и экран налился светом. По нему по-прежнему плавали морские рыбы. Бабушка Матрёна сказала:

— Позвали бы кота-то: как раз передача для него!

— Звали, да он не идёт, — подала голос Екатерина Васильевна.

— Да он весь телевизор расколотит! — сказал отец.

— Неужели у него в лапах такая сила? — несмело улыбалась Екатерина Васильевна. — Мы бы его на руках держали.

— Удержишь его! — улыбался отец.

— Или бы на ремешке, — говорила Екатерина Васильевна. — Была бы моя воля, я бы для кошек кино устроила. Сидят они на ремешках и смотрят кино про рыб или про мышей.

— Ох, и визгу бы было! — заметил отец, а женщина сказала:

— Не нравится — не слушайте. После сеанса каждой кошке — по рыбке.

— Может, ещё по рюмочке валерьянки? — спросил отец, на что Екатерина Васильевна ответила:

— Лишнего будет.

— Ой, как вы хорошо говорите! — похвалила бабушка Матрёна. — Воркуйте дальше, голубок и горлица.

Взрослые переговаривались, глядя в телевизор, и девочка чувствовала, что они ведут этот разговор и для неё, чтобы и ей было весело. Она покорно улыбалась, а левую руку, в которой были серьги, покалывала судорога.

Галя потихоньку ушла в прихожую, достала круглое мамино зеркальце, поставила на подоконник и, прислушиваясь к голосам в передней, заглянула в него.

Из зеркальца на неё смотрело загорелое лицо с большими взволнованными глазами, выпуклым лбом и вьющимися после камской воды волосами.

Девочка приставила серьги к ушам и улыбнулась своему отражению. Отражение расплющило нос, в улыбке показало все тридцать два зуба, а глаза сделало такими маленькими, что разобрать их цвет было невозможно.

Гале стало грустно, и теперь она увидела, что в зеркале глаза и серьги похожи по цвету, только глаза — глаза, а серьги — камушки… Из зеркала на неё глядела маленькая принцесса, которой предстоит вырасти и танцевать на выпускном балу в белом платье и с этими серьгами.

Когда это будет?

Она попыталась прицепить серьги к ушам, но металлические застёжки соскальзывали. Если бы в мочках ушей были проколоты дырочки, как у Екатерины Васильевны!.. Так за чем дело встало? Девочка достала катушку с нитками и иголкой и только устроилась перед зеркальцем, как вздрогнула от голоса бабушки Матрёны, который доносился из передней:

— Балуем мы нынче молодёжь!..

«Это про меня она, наверное, говорит, — подумала Галя. — Обо мне с отцом и гостьей спорит. Или не обо мне? В любую минуту они сюда могут зайти… Спросят: «Ты чего делаешь?» А я что?»

Галя спрятала в платяной карман серьги, зеркальце, катушку и, прислушиваясь к голосам взрослых и потрескиванию телевизора, на цыпочках вышла в сени. С замиранием сердца она поднялась по лестнице к потолку и откинула творило — деревянную крышку, что заслоняла вход на подволоку от кота Веденея и иных непрошеных гостей.