Батийна

— О боже, где твоя справедливость, если ты позволяешь человеку издеваться над другим человеком? За что мне такая обида? Чем я провинился перед тобой, господи? Я хотел лишь защитить честь моей дочери…

Так неумолимая жизнь, которой не в диковинку опалять крылья сокола, останавливать бег скакуна, оскорблять батыра и смеяться над красивой женщиной, обернулась к охотнику мрачной стороной. Она растоптала его заветные чаяния и развеяла по ветру все его надежды.

Родственник Казака Сарала, сероглазый старичок, слыл в округе краснобаем.

«Когда ты только наговоришься и уступишь слово другому?» — подшучивали сверстники Саралы. Вскинув взлохмаченную бородку, сядет он, бывало, сложив ноги калачиком, и примется говорить, говорить без умолку. Откуда он только черпал забытые пословицы и поговорки, стародавние легенды… И, рассказывая о прошлом, Сарала не упускал случая связать историю с текущими событиями.

— Итак, сколько ни совершал подвигов бесстрашный батыр Азирет-Али-Шер, — с разящим ножом Зулпукора в руках или поднимая на дыбы коня Дулдула, — все равно он попал в руки врага. А где уж нам равняться с этим батыром? Дунет с гор ветерок, и мы летим, как перекати-поле. Глянет сурово почтенный аксакал, и мы теряемся, не знаем, куда нам укрыться. Если я вру, то прикоснись языком к моему ногтю, и мне будет стыдно.

— Правильно говорите, Саке, — без пререканий соглашался со стариками родственник Казака Бексултан.

В народе говорили, что свою многоречивость Сарала обретает с помощью самого дьявола. Будто черт плюет ему в рот словами. Может, это и верно? Сероглазый коротыш Сарала любого мог заткнуть за пояс своими речами.

Хотя он редко бывал у Казака и не очень-то уважал, все же не преминул вступиться за охотника, попавшего в беду. Откажись он это сделать, его могли бы осудить старейшины рода. Честь рода превыше всего. Любой из рода в трудную минуту мог рассчитывать на поддержку. Веками укоренилось это неписаное, но твердо установленное самой жизнью правило.

Если в аиле люди жили разобщенно, такой аил народ считал не заслуживающим уважения. Он быстро утрачивал свою независимость. Более сплоченные аилы отнимали скот, пороли мужчин и принуждали их на себя работать.

Если же человек становился на путь предательства, его ненавидели и презирали аксакалы и молодежь, баи и бедняки. Никто при любых обстоятельствах не смел нарушать общее согласие. Если соплеменник совершал проступок и должен был понести кару, то ответственность за него ложилась на весь род. Случись, кто-то отказывался выдать замуж дочь за нареченного предками жениха, родитель представал перед судилищем биев. Упаси бог от такого схода! Горе аилу, если бий на сходе разгневается: тяжесть ответственности несли не только виновные, но и всё его племя.

Решив не отдавать Батийну за сына Адыке, Казак тем самым наступил на хвост разъяренного льва, хоть и знал, что Адыке не смирится, пойдет с жалобой к бию: мол, у него отняли засватанную невесту и что он намерен ее забрать в свою юрту, как члена семьи. Эта скандальная для всего рода история может повести к печальным раздорам.

Старик Сарала это хорошо понимал: он был осмотрителен. На пригорке, где собрались все старейшины из аила, Сарала, взвешивая каждое слово, старался быть справедливым. Люди возмущались поступком Адыке, но предпочитали степенно молчать. Лишь немногие решились открыто обличать Адыке.

Поднялся Асан, человек не очень богатый, но умело пользовавшийся силой своего красноречия. Он сказал:

— Даже к сорной траве не стоит относиться небрежно… Неужели мы с вами хуже сорной травы? Зачем Адыке так оскорбляет наш род? Если он бай, то и в нашем роду есть баи. Если он манап, то и в нашем роду есть манапы. Пусть он взывает сколько угодно к бию, мы не дадим себя застращать. И молчать не будем. Мы скажем, что Адыке первый нарушил обычай предков и в кровь избил свата. Ведь он, Адыке, пошел против бога. Неужели он не боится гнева господнего? Есть ли хоть капелька неправды в том, что я говорю?

Бексултан, тоже осуждавший Адыке, поддержал Асана.

— Слова Асана я нахожу справедливыми, — сказал он. Неужели мы не сможем постоять за обиженного Казака? Наш род не обсевок в поле, что одним дыханием Адыке волен сдуть с земли. Всем своим родом мы встанем на защиту Казака. Дочь Казака — она и наша дочь! А за нашу дочь Адыке еще не при-гонял скота. Не позволим, чтобы над нашей дочерью издевались. Саке, мы обращаемся к вам от имени рода и говорим, что Адыке виноват дважды. Во-первых, он не уплатил калыма за невесту. Во-вторых, избил своего свата. Разве справедливый и достопочтенный бий не примет это во внимание?

Старейший рода Сарала, не перебивая, выслушал подряд всех своих родственников и подумал, что они правы. Но вместе с тем Сарала смотрел дальше и видел зорче тех, кто так пылко выступал. Он упорно не поддавался несдержанной горячности, сидел с низко опущенной головой и словно подремывал. Наконец что-то невнятно промычал, моргая по-кошачьи прижмуренными серыми глазами.