Батийна

Между тем Батийие исполнилось шестнадцать. От Адыке по-прежнему вестей не было. Зная, что она просватана, люди не засылали посредников. Если бы даже и пришли другие сваты, Казак все равно не дал бы согласия: как ни говори, а Батийна уже обручена. Пока дочь не свободна от уз сватовства, он связан по рукам обычаем предков. Казак не вправе отдать дочь за другого. Единственно, что могло освободить отца от невидимых пут родового обычая, это если бы к Батийне посватался не менее зажиточный человек, чем Адыке. Но посмей Казак так поступить, Адыке наверняка пожалуется бию. Отняли, мол, у него невестку. Разразится скандал, в него втянутся обе стороны: кто отдал девушку и кто ее взял.

Все это, конечно, отлично понимал и хитрец Адыке. Возможно, он выжидал, чтобы толкнуть Казака на позор, кто его знает… Беспокойнее становилось на сердце у родителей. «Свахи Сейилкан больше нет в живых, — думали они. — Только она могла желать своему сыну счастья. Нужны ли мы теперь мачехе? Зачем ей чужой сын? Ребенку, оставшемуся от Сейилкан, она и не подумает невесту искать!»

Не дождавшись отца жениха с почестями, Казак сам отправился к Адыке.

У рода, с древних времен богатого и могучего, обычаи и нравы свои. По широкому зеленому ущелью, по горным склонам, как звезды, рассыпаны стада коз, лошадей, коров, верблюдов. Немного поодаль от серых юрт красуются белые, с высокими куполами просторные юрты бая.

Как только аил перекочевал на новое место, Адыке распорядился: никто не должен тревожить бая и байбиче. Скот держать подальше.

Вторая жена бая, Салкынай, дочь родовитого манапа по имени Караберк, была с норовом. Высокочтимый манап лелеял свою дочь. Лет до пятнадцати она ходила одетая, как мальчик, была лихой наездницей и вместе с отцом разъезжала по аилам на иноходце с пером филина на голове. Отец звал ее Салышбеком, словно у нее не было девичьего имени. Люди привыкли ее считать храбрым и достойным сыном батыра Караберка. Постепенно девушка возомнила себя на самом деле отважной и бесстрашной. Случалось, что плеть Салкынай взлетала над головой того, кто осмеливался ее разгневать. Она любила возиться с охотничьими собаками, нередко выезжала в горы с ловчей птицей. Никто не решался к ней посвататься. С годами, однако, строптивой красавице пришлось расстаться с нарядом Салышбека. Теперь она сидела в юрте, на девичьем месте, ожидая своего счастья, в пышном тебетее с выдровой опушкой, шею украсили несколько низок бус. Платье с оборками и красный жилет подчеркивали ее гибкий стан. Салкы-най сидела недвижимо, как кукла, с постоянно незанятыми руками, потому что ей не было дела до иголки и ниток, до вышивки и шитья. Мать Салкынай часто говорила Караберку: «Моей дочери суждено быть байбиче. Незачем ей мучиться с иголкой и ниткой, терять драгоценное зрение. Для всякой черной работы хватает жен бедняков. А моя дочь — хозяйка над скотом. Она у меня войдет только в богатую юрту, ей каждый там будет кланяться в пояс».

Нежданно-негаданно старшая жена Адыке Сейилкан ушла из жизни, и бай тут же решил взять жену из знатного рода. Он знал, что Караберк с готовностью отдаст за него свою дочь. Адыке, долго не раздумывая, погнал много скота к батыру и в свои сорок лет стал мужем восемнадцатилетней Салкынай.

Судьба улыбнулась ей. Не прошло десяти лет, и она стала полновластной хозяйкой в юрте. Адыке не мог на нее насмотреться. Салкынай не только уважали, но и побаивались. На людях никто не обращался к ней по имени. Старшие звали ее — «Салкын байбиче», дети — «мать Салкын». Она управляла не только мужем, но и многолюдным аилом. Дважды ее слова не повторялись. Адыке считал себя и львом и тигром, но при дочери батыра Караберка превращался в трусливую кошку.

Говорят, даже зола соперницы опасна для ее преемницы. Салкыпай сразу же, как утвердилась в юрте бая, стала поносить покойницу.

— О, бедняжка, моя умершая сестра! Оказывается, она и хозяйничать толком не умела. Посмотрите на ее туш-кийиз[10], который она вешала в юрте… Я такую кошму дворовому псу бы не подостлала. Конечно, пусть бог простит меня за такие слова!

Вскоре из юрты стали исчезать вещи покойной Сейилкан. Салкынай их раздавала близким родственникам, знакомым, проезжим гостям.

Властная хозяйка также не постеснялась сказать то, что она думала насчет Абдырахмана — сына Сейилкан и Адыке:

— От кого только она родила такого последыша? Хоть бы чем-нибудь смахивал на моего батыра. Жаль, что мужчина. А то бы без сожаления выменяла его на черного мерина!

Довольная своей шуткой, мачеха громко рассмеялась.

Приехал сват Казак. Само слово «сват» заставило ее вздрогнуть.

— Что еще за сват, — возмутилась она и чуть было не выгнала из юрты почтенного охотника. «И зачем только проклятый старик когда-то допустил эту глупость? Неужели для сына столь храброго человека, как Адыке, не нашлось бы невесты из достойном семьи? Зачем было связываться узами родства с какой-то голытьбой», — неотступно думала байбиче.

Адыке как-то со смехом сказал жене: