Батийна

В это время на буланом коне показался рослый солдат Якименко, а рядом с ним на приземистой рыжей лошадке скакала Батийна. Шальной ветер забавлялся подолом ее платья, и в эту минуту она похожа была на парящую птицу с ярким оперением.

Серкебай, приподнявшись на колени, нарочито громко сказал:

— Смотрите, кто сюда идет! Чтоб тебе пропасть!..

Аксакалы из-под ладоней поглядели на всадников, недовольно промямлили под нос:

— Отчего бы ей пропасть? Она, кажется, едет на рыжей кобылке с белым пятном во лбу. А рядом с ней гарцует прямо великан… Да ведь это счастливая келин Кыдырбая, подол которой полон блаженства, — послышался язвительный смех.

Тазабек, у которого воспалились глаза, ущипнул себя за бедро и пропыхтел, как филин в темноте:

— Боже, избавь нас от этой ведьмы. Что это значит? На мужскую сходку заявляется баба с широким подолом! Зачем же она идет против обычаев наших предков?

— Не торопитесь. Сейчас увидите, — начальник из города поставит Батийну председателем на это собрание. Что тогда будем делать, старейшины? — сказал какой-то шутник, в улыбке сощурив глаза.

Тазабек готов был от ярости разорвать себя на куски.

— Люди, прошу вас, изберите меня в этот сельрабком. И я вам обещаю — таких вот женщин, что вышли из повиновения, я быстро обуздаю.

Смерть где-то рядом

Желание Тазабека, возможно, и сбылось бы, кто знает. Но городской представитель решил иначе, по-своему: сельрабкомом поставил восемнадцатилетнего Качыке; он нынче закончил школу и был самым грамотным джигитом в Карасазе.

Он умел не только читать, писать, но уже понемногу разбирался в том, что происходило на земле. Он смог бы возглавить четыре рода, занимавшие горы и долины Карасаза. Он мог бы рассказать о новом правительстве и честно выполнять обязанности, которые возлагались на его плечи.

Городской представитель всенародно пояснил Качыке, как работать и соблюдать справедливые законы новой власти, подсказал, как убедить людей, чтобы они скорее распростились со старыми обычаями. Качыке слушал представителя, а сам думал о влиятельных баях, старейшинах, и ему становилось страшно.

Бывало, человек, добившийся власти подкупом ли, с помощью своего богатства или примирением враждующих родов, уже на другой день выпячивал грудь, свысока смотрел на других простых людей и всячески стремился показать свою власть. Раньше на выборах много было шума, споров, разногласий.

А на выборах сельрабкома все шло удивительно гладко. Четыре рода не тянули в четыре стороны, никто не выдвигал своего человека. В один голос, словно сговорились, восхваляли Качыке.

— Качыке достоин быть нашим предводителем, — неслось со всех сторон. — Он у нас один такой на четыре аила. Закончил третий класс городской школы. Быть ему сельрабкомом. Качыке, мол, и умен, и человечен, он и доброго нрава. — Даже старейшины и баи, сам Серкебай, Тазабек и остальные громогласно тянули за Качыке. Они ходили за ним по пятам, будто самые преданные слуги. Каждый старался чем-то угодить.

— Зайди в юрту, сынок Качыке, дорогим гостем будешь. Твоя большая джене три дня сидела и шила тебе соболиный тебетей. Надень его, не обижай нас.

Другой вторил:

— Вечером ждем тебя, Качыкеджан. Наш дастархан всегда раскрыт для тебя. Я, твой дядя, устарел: не разъезжаю по аилу, как в молодости. Зачем мне горячий иноходец? Возьми, пожалуйста, его. Ты молод… А хороший иноходец — крылья и гордость джигита.

Одним словом, старейшины, смутно, сквозь туман видевшие свой завтрашний день, всеми силами старались покрепче забрать в свои руки нового представителя власти. Каждый старался чем-то угодить Качыке, попасться ему на глаза, завладеть его расположением.

Ничего подозрительного в этом рвении аксакалов Качыке не усматривал. Уважать старшего по власти — непоколебимое правило с незапамятных времен. И никому не дано его отменять.

Если старший брат мог продвинуть в волостные своего младшего брата, то и он ходил козырем и тоже считал себя волостным. Он обязан был защищать и поддерживать брата во всем, всюду и везде. И ничего зазорного, удивительного, тем более противозаконного не было в том, что старшие Тазабек и Серкебай заступались за Качыке, угощали его лучшей едой, делали подношения. Наоборот, все казалось правильным: бывшие старейшины не задирали носа, не показывали, что они недовольны и стремятся к власти. Они просто подчинялись новой власти и услужливо относились к молодому ее предводителю. Это их, мол, прямая обязанность.

Качыке не раз и не два был свидетелем, как его покойный отец Кыдырбай, будучи старейшиной, иногда чрезмерно хвалил одного болуша, а другого хулил и поносил самыми бранными словами. Тем не менее он подчинялся им и невольно склонял голову перед обоими.