Абдыраман прервал свой рассказ и несмело протянул к баю заскорузлую ладонь.
— Э, бай, сегодняшние сказки и легенды сильно воодушевили меня. Разреши для пущей услады щепотку насвая?
Сатылган вскинул плечом. Похоже, бай готов отсыпать зеленых крупинок. Абдыраман улыбнулся и увереннее протянул ладонь:
— Ну разрешите и мне хоть разок поблаженствовать, мой бай…
Сатылган резко повернулся к нему, словно вспомнил что-то давнишнее и важное, отрывисто сказал:
— Блаженство… Ты хочешь сказать, получил все, что просил у бога. Не забудь, однако, что ты пришлый бедный саяк. Это я разрешил тебе поставить свой шалаш возле моего апла. Захотел бы я показать строптивый характер своих предков — и тебе не нашлось бы здесь места. Это полностью в моей власти. Не так ли? Но бог дал тебе звезду в руки. Жена твоего сына-охотника Татыгуль, кажется, ждет ребенка? Моя невестка Сейилкан тоже собирается рожать. Скажи мне: «Давай станем нареченными сватами. Пусть нас бог благословит». Если у тебя хватит на это смелости, я тотчас отсыплю на твою ладошку горсть насвая.
Слова Сатылгана показались старому охотнику просто шуткой. «Неужели бог даст породниться с человеком знатного, богатого рода? Не может быть!» Абдыраман радостно улыбнулся.
— Если правда, что самому богу угодно связать нас родством, то я вовсе не против. А насчет калыма, наверное, можно бы столковаться потом…
— А разве уговора не будет?
— Один бог знает, кого родит Сейилкан, а кого принесет Татыгуль! Зачем же уговор?
— Нет, я хочу, чтоб был уговор! Родится у моей снохи дочь — калым платишь ты, и брать я буду с добычи твоего охотника-сына. Если же твоя сноха принесет дочь… Вот тебе мой калым — щепотка насвая!
Он достал костяную табакерку с серебряной крышкой, потряс ее и не спеша отсыпал насвая на ладонь Абдырамана.
— Получай, нареченный сват!
Абдыраман повеселел, приняв на веру, что навеки породнился с Сатылганом.
— Сам бог породнил нас, мой бай. Думаю, что наш уговор не пустой звук? Дайте вашу руку! Закрепим же родственные узы между нами.
Сатылган протянул мизинец Абдыраману:
— Хорошо, сват. Рука — божья печать. Клятва одинаково обязательна для нас обоих. Да покарает бог того из нас, кто ее первым нарушит.
Слова Сатылгана заставили Абдырамана окончательно поверить баю. Мечталось ли когда-нибудь бедняку-охотнику на склоне лет связать свою судьбу с потомком бека? И во сне такое не увидишь.
На обратном пути к дому еще кряжистый старик словно не до земле шел, а над облаками парил. «О создатель, кто Сатылган и кто я? Он — лев, протянувший лапу к луне. Я же — букашка земная. Дано ли мне сравняться с ним? А что, если Сатылган просто потешался надо мной?»
Он не мог успокоиться, пока не рассказал дома своей жене, какой клятвой связан отныне с самим Сатылганом:
— «Долог путь, зато особенно радостно, когда он завершается», — говорят у нас, байбиче. Тернистым был мой путь по горам и долам на казахской и киргизской земле. Наша мать, сидящая тут, это хорошо помнит. В высоких горах нет такого перевала, такого камня, где бы не ступала моя нога. Бывало, я стрелял и по десятку козлов на дню, наповал валил медведей и тигров. Никогда, однако, шуба из волчьих шкур не красовалась на моих плечах. Я не вылезал из домотканого кементая[3]да кожаных штанов. Я чувствовал себя на седьмом небе, когда мои дети были сыты, но не терял надежды и веры в создателя. Быть может, удачливый Кызыр[4] порадел мне за мои долгие испытания, кто его знает, но я посватался к богатому роду. Думаю, это нам дарованное свыше счастье. Жена, теперь ты должна распить пиалу чая со свахой. А ты, сынок, всю дичь отныне доставляй к юрте свата. Нам ничего не надо. Только аллаху ведомо, кого нам принесут молодухи. Вдруг нам выпадет брать невесту у Сатылгана. Откуда возьмем скот для калыма? Легче выплатить калым шкурами зверей. Если же у Адыке родится сын и нам суждено отдать за него невесту, то у бая скота вдоволь, пригонят, сколько надо… Теперь, мой сын Казак, Адыке твой сват… Нам с матерью осталось жить столько же, сколько старой овце. Нашу жизнь продолжите вы с Таты-гуль. Если Сатылган почитает своих предков, он не посмеет отвернуться от вас…
И охотник, гордый своим новым родством, то и дело наставлял домашних: «Уважайте своих сватов». Чуть забрезжит рассвет, он спешит к Сатылгану. Словоохотливые старики до позднего вечера не наговорятся, перебирают по косточкам своих родичей, поминают чтимые обычаи, в который раз восхищаются былыми батырами, блеснувшими чудовищной силой в битвах между родами бугу и сарбагыш.
Абдыраман постоянно восхвалял предков Сатылгана. «Род Барак-хана, кажется, долго правил множеством киргизских племен. Не так ли, мой сват?» — угодливо заискивал он перед богатым родственником.