В годы первой четверти XIX века над умами немецких медиков властвовала философия идеализма. Она утверждала точку опоры в неповторимой человеческой сущности, тем самым как бы соединяя эпоху Просвещения, обожествлявшую разум, с романтизмом, полагавшим истину в душе человека. Считалось, что причину психической (как, впрочем, и других) болезни следует искать в самом человеке. Вот как пишет об этом современник Батюшкова – изобретатель термина “психосоматика” профессор Иоганн Хайнрот: “Если бы органы брюшной полости могли рассказать историю своих страданий, то мы с удивлением узнали бы, с какой силой душа может разрушать принадлежащее ей тело. В истории окончательно расшатанного пищеварения, поражённой в своих тканях печени или селезёнки, – в истории заболевания воротной вены или больной матки с её яичниками, – мы могли бы найти свидетельства долгой порочной жизни, врезавшей все свои преступления как бы неизгладимыми буквами в строение важнейших органов, необходимых для человека”.
Хайнрот разделял душевные расстройства на три типа – расстройство чувства, ума и воли, в свою очередь разделяя их на активные и пассивные.
1) расстройство чувства (активная мания / пассивная меланхолия);
2) расстройство умственных способностей (паранойя /слабоумие);
3) расстройство воли (неистовство / абулия).
Если человек, считал Хайнрот, от рождения свободен и сам делает выбор между добром и злом – если он автор собственной моральной судьбы – врачам просто следует вернуть пациенту заблудшую душу. О том, что причиной “сбоя” психики может быть психологическая травма или наследственность, тогда не задумывались. Немецкая школа “психиков” не придавала влиянию внешней среды почти никакого значения, а до открытий генетики и психоанализа оставались годы. В первой половине XIX века психиатрия все ещё опиралась на Античность и теорию гуморов с “чёрной желчью” меланхолии – и Средневековье с его борьбой добра и зла в душе человека. Впрочем, факт изучения болезни уже был огромным шагом вперёд для эпохи, когда в России душевнобольных держали, как зверков, в клетке. А доктор Пинитц настаивал, что душевные болезни поддаются не только профилактике, но даже излечению. Нужно просто отыскать правильное средство, чтобы вернуть человека из мира ложных представлений.
Какими же были эти средства?
Мешок (Sack). Саван из полупрозрачной ткани. Надевался на больного так, чтобы окутать его. Внешний мир изнутри такого мешка выглядел как бы в тумане. Считалось, что неясность очертаний снаружи способствует наведению на резкость внутреннего мира пациента.
Смирительный стул или кровать. К стулу ненадолго привязывали широкими кожаными ремнями, а кровать использовали для более длительного воздействия, здесь даже имелись отверстия для выделений. Считалось, что муки неподвижности урезонивают буйных. А на крикунов и истериков надевали кожаные маски и “деревянные груши”.
Колесо наподобие тех, что делают в клетках для белок, только большое. Пациента помещали внутрь. Любая его активность приводила колесо в движение; значит, чтобы зафиксировать себя, больному следовало успокоиться и переключить внимание с собственных фантазий на реальность физического мира.
И так далее.