— Простите старика, голубчик, — продолжал Горецкий, — но мне хотелось взглянуть, как вы будете вести себя в острой ситуации. Дело в том, что в предыдущую нашу встречу у меня сложилось впечатление, что невзгоды вас несколько ошеломили, и вы перед ними растерялись… В поведении вашем я усмотрел нерешительность, вы позволили событиям развиваться помимо вашей воли, вели себя подобно щепке в бурном потоке. Но после поездки в Батум вы сильно изменились, точнее, думаю, просто раскрылись подлинные черты вашего характера. Вы человек молодой, умный, энергичный; вы — юрист, что для меня значит очень многое: юридическое образование определенным образом тренирует и оттачивает ум, дисциплинирует его… Кроме того, вы — человек чрезвычайно везучий. Через тысячи опасностей прошли вы, что называется, без единой царапины. Сегодня на рассвете я разговаривал о вас с нашим общим знакомым…
— Спиридоном? — догадался Борис.
— Совершенно верно. И Спиридон рассказал мне, какой опасности вам удалось избежать по пути в Батум… Знаете, контрабандисты — народ очень суеверный, так вот Спиридон тоже считает вас везучим. Поэтому он и взял вас охотно в свою команду на обратном пути…
Борису надоело вести пустой разговор.
— К чему вы клоните, Аркадий Петрович? Для чего все эти дифирамбы?
— Это — не дифирамбы, голубчик, это — объективная оценка. А клоню я к тому, что хочу предложить вам работу. Знаю, все знаю про сестру, — заторопился он, видя, что Борис сделал протестующий жест, — но, Борис Андреевич, будем реально смотреть на вещи: шансов найти её у вас очень и очень мало. Ну, допустим, придет ответ из Одессы, что не удалось её там отыскать, что, вы так и будете болтаться по всему Крыму? А если её вообще нет в Крыму? А если?.. — Горецкий осекся.
— Вы хотите сказать, что её вообще нет в живых? Вы что-то знаете?
— Ничего я не знаю наверняка, — отвернулся Горецкий, — а если бы знал, то сказал бы вам. Не в моих правилах морочить человеку голову призрачной надеждой.
— Я думал об этом, — глухо проговорил Борис. — Но прежде скажите, вы хотели предложить мне службу в контрразведке? Благодарю покорно!
— Ох, Борис Андреевич, опять-таки я знаю все, что вы мне можете сказать о контрразведке, и гораздо больше! Скажу, что никогда ещё этот институт не получал такого широкого применения, как в период гражданской войны. Контрразведку создают у себя не только высшие штабы, но каждая воинская часть. Да вы и сами видите: в каждом городе она есть. Прямо какая-то болезненная мания, созданная взаимным недоверием и подозрительностью. Командование знает, что там творится, да сделать-то мало что может. Сплошные провокации, да вот и мы с вами — нашли предателя в контрразведке.
— Да уж, — вздохнул Борис, — воспоминания у меня от вашей контрразведки самые неприятные остались.
— И что вы предлагаете? — агрессивно спросил Горецкий. — Упразднить весь институт, оставив власть слепой и беззащитной в атмосфере, насыщенной шпионством, брожением, изменой, большевистской агитацией и организованной работой по разложению?..
Борис пожал плечами.
— Молчите? — наступал на него Горецкий. — А ведь есть и другой путь — совершенно изменить материал, комплектующий контрразведку. Скажу вам, потому что секрета в этом уже нету, что генерал-квартирмейстер штаба ВСЮР, ведавший в порядке надзора контрразведывательными органами армий, настоятельно советовал Антону Ивановичу привлечь на эту службу бывший жандармский корпус. Деникин на это не пошел, а решил для оздоровления больного института контрразведки влить в него новую струю в лице чинов судебного ведомства. То есть вы как раз очень подходите, голубчик.
— Нет уж, увольте, — буркнул Борис.
— Успокойтесь. Неволить вас никто не станет. Начать с того, что сам я служу отнюдь не в контрразведке.
— А где же? — недоверчиво спросил Борис, выразительно оглядев кабинет Аркадия Петровича.
— Служба в контрразведке — это, как иногда говорят, мое официальное прикрытие. В действительности я служу в военном управлении Особого совещания… Впрочем, я не могу полностью обрисовать вам характер своей работы до тех пор пока не получу вашего согласия сотрудничать со мной. Так как же, Борис Андреевич? В такое смутное, тяжелое время молодой, здоровый, а главное — честный человек не может оставаться вне борьбы.
— Я думал об этом, — повторил Борис. — Если вы считаете, что надежды найти Варвару больше нет, то я, разумеется, не буду, как вы изволили выразиться, болтаться по Крыму. Я вступлю в Добровольческую армию и буду сражаться с красными, с Махно, с кем придется. Я считаю, что это честнее, чем мучить пленных в контрразведке.
— М-да, во-первых, той работой, что я хочу вам предложить, вы сможете принести России большую пользу, чем с винтовкой в окопе. Во-вторых, эта работа позволит вам продолжить поиски Варвары Андреевны, руки у вас не будут связаны. А в третьих, мы покуда отложим этот разговор, вы ещё обдумаете мое предложение. Сейчас есть задача более насущная: нам нужно допросить Карновича…
Как бы в ответ на это в кабинет заглянул вестовой.