— Такъ точно, я не запираюсь; но обстоятельства, мы видимъ, измняіотся съ каждымъ днемъ, а съ обстоятельствами могуть измняться и мысли. Что хорошо сегодня, то никуда не годится завтра, и наоборотъ. Я не запираюсь: купецъ Седли вывелъ меня, можно сказать, изъ ничтожества, или другими словами: далъ мн первоначальное средство, усиліями моего собственного генія и талантовъ, пріобрсть мало-по-малу огромнйшее состояніе, и утвердиться твердою ногою въ той блистательной позиціи, которую я теперь занимаю въ коммерческомъ мір; какъ первый негоціантъ по части сала и свчей. Благодарю Бога, я имлъ случай еще недавно съ лихвой отблагодарить господина Седли, какъ ты можешь въ этомъ увриться собственными глазами, если заглянешь въ мою коммерческую книгу. Мы квиты, Джорджъ! скажу теб по довренности, за тайну, что дла мистера Седли запутываются весьма неискусною рукой. Мой главный конторщикъ, мистеръ Чопперъ, слдитъ за ними прозорливыми глазами, а ему биржевыя дла извстны какъ свой пять пальцовъ. Чопперъ именно думаетъ, что не удержать этому Седли коммерческого баланса на своихъ рукахъ. Уже Гулкеръ и Буллокъ давно посматриваютъ на него искоса. Что если, въ самомъ дл, онъ свихнется? Что если у этой Амеліи не будетъ ничего, кром ся розовой шляпёнки? Послушай, Джорджъ, невста моего сына должна имть по крайней мр десять тысячь годового дохода, или къ чорту вс эти дочери оголлыхъ банкрутовъ. Выпьемъ еще по стакану, и вели подать кофе.
Съ этими словами, старикъ, растянувшись въ креслахъ, закрылъ свое лицо огромнымъ листомъ вечерней газеты. Это служило сигналомъ окончанія аудіенціи; и Джорджъ увидлъ, что пап
Онъ побжалъ наверхъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, и въ одно мгновеніе ока утшилъ свою
И долго, очень долго миссъ Амелія жила воспоминаніями этого счастливого вечера въ дом своего жениха. Она припоминала его слова, его взоры, псню, которую онъ плъ, его позу, когда онъ, опираясь на ройяль, смотрлъ прямо и нжно, пристально смотрлъ въ глаза своей невст. Вечеръ пролетлъ удивительно какъ быстро, и она почти разсердилась на мистера Самбо, когда тотъ, совсмъ некстати, принесъ ей дорожную шаль и сказалъ, что мистриссъ Седли приказала ему проводить свою барышню домой.
Поутру на другой день Джорджъ Осборнъ разъ еще завернулъ на Россель-Скверъ прижать къ трепещущему сердцу свою бывшую невсту, и потомъ побжалъ онъ въ Сити, къ мистеру Чопперу — правой рук своего отца. Отъ этого джентльмена получилъ онъ документъ, который тотчасъ же, въ контор господъ Гулкера и Буллока, размняли ему на звонкую монету. Когда Джорджъ былъ у воротъ этого дома, старикъ Джонъ Седли возвращался изъ банкирского кабинета въ самомъ уныломъ и мрачномъ расположеніи духа. Но крестникъ его, упоенный близкимъ счастьемъ, совсмъ не замтилъ, какъ этотъ старый джегтльменъ бросилъ на него свой грустный и печальный взоръ. Дло въ томъ, что молодой Буллокъ, при выход изъ кабинета, не поздравилъ его тою радушною улыбкой, какую онъ привыкъ видть на его устахъ въ бывалое время.
И когда мистеръ Седли, понуривъ голову, вышолъ изъ дверей банкирского кабинета, мистеръ Куилль, банкирскій кассиръ, лукаво подмигнулъ на мистера Драйвера, который писалъ за конторкой у окна, мистеръ Драйверъ улыбнулся, и тоже подмигнулъ.
— Не дутъ, шепнулъ Драйверъ.
— Ни за какую цну, сказалъ Куилль; мистеръ Джорджъ Осборнъ, не угодно ли получить и росписаться?
— Сію минуту.
Въ тотъ же день, въ общей зал за столомъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ, въ присутствіи многочисленной компаніи, заплатилъ капитану Доббину пятьдесятъ фунтовъ звонкою монетой.
И въ тотъ же день Амелія написала къ нему длинное, предлинное письмо. Ея нжное сердце — она сама не знаетъ отчего — предчувствуетъ какую-то бду. Отчего это мистеръ Осборнъ былъ вчера такъ пасмуренъ и угрюмъ за столомъ? спрашивала она. Не поссорился ли онъ съ ея пап
— Бдная Эмми, бдная Эмми! Какъ она влюблена въ меня! сказалъ Джорджъ, прочитавъ, за чашкой кофе, это огромное посланіе своей бывшей невсты, какъ болитъ голова отъ этого проклятого пунша!
Бдная, бдная, бдная миссъ Эмми!