Базар житейской суеты. Часть 2

— Да, клянусь честью, я очень жалю, что все это мн сказано не мужчиною, проревлъ этотъ неукротимый британскій левъ. Еслибъ какой-нибудь мужчина осмлился произнести противъ нея обидное слово, я увидлъ бы, чортъ побери, какой у него лобъ, чугунный или мдный. Но мужчины не говорятъ такихъ вещей, миссъ Анна, женщины одн только умютъ шушукатъ, пищать, визжать и сплетничать, какъ-скоро рчь заходитъ о женщин… Ну, опять пойдетъ потха… полно, полно. Я вдъ только назвалъ васъ гусынями, продолжалъ Вилльямъ Доббинъ, замтивъ, что розовыя глазки миссъ Анны отуманиваются обыкмвенной влагой. Ну, ну, вы не гусыни, вы лебеди… все что хотите, только, пожалуіста, оставьте въ поко миссъ Седли.

— Уму непостижимо, отчего это Вилльямъ привязался къ этой востроносой кокетк! думали единодушно мистриссъ Доббинъ и вс ея дочки. Для такой глупости и примровъ не сыщется на бломъ свт.

И на этомъ основаніи, он трепетали единосердечно, воображая, что хитрая кокетка, брошенная Осборномъ, завербуетъ себ новаго обожателя въ лиц одурлаго Вилльяма Доббина. Имъ было извстно, что такіе опыты производились весьма часто въ кругу ихъ знакомокъ, и — почему знать? — быть-можетъ он сами поступили бы точно такимъ образомъ на мст бдной двушки, покинутой своимъ женихомъ. Въ этомъ послднемъ случа, предчувствія ихъ могли основываться на собственномъ ихъ понятіи о подобныхъ опытахъ.

— Это еще слава Богу, мама, что полкъ ихъ скоро выступаетъ за границу, говорили молодыя двицы: авось это, по крайней мр на время, освободитъ брата отъ стей кокетки.

Дло, въ самомъ дл, получало именно такой оборотъ, скоро возведенный на стенень историческаго факта. По распоряженію судьбы, корсиканскій выходецъ долженъ былъ принять дятельное участіе въ этой домашней драм, разыгрываемой на базар житейской суеты; ей бы и не кончиться безъ могущественнаго содйствія этого великаго героя въ политическомъ мір. Наполеонъ ршительно разорилъ въ конецъ господина Джона Седли. Съ его прибытіемъ, вся Франція стала подъ ружье, Европа заколыхалась, и, что всего хуже, фонды ршительно упали на лондонской бирж. Между тмъ какъ Французы группировались на Майскомъ пол подъ побдоносными орлами, четыре европейскіе гиганта готовились устроить chasse`al'aigle, и одинъ изъ нихъ явился въ британской арміи, гд между-прочимъ были два знаменитые героя: кептенъ Доббинъ и капитанъ Осборнъ.

Новость о возвращеніи Наполеона съ острова Эльбы и пріемъ, оказанный ему въ столиц Франціи, преисполнили огненнымъ энтузіазмомъ весь Трильйонный полкъ, еще такъ недавно отличавшійся своими похожденіями по ту сторону океана. Благородное честолюбіе, надежда, патріотическое рвеніе восиламенили всхъ, отъ полковника до послдняго барабанщика, и каждый готовъ былъ поблагодарить лично отъ себя корсиканскаго выходца за его неугомонную юркость. Уже давно Трильйонный полкъ горлъ нетерпніемъ доказать своимъ товарищамъ въ британской арміи, что вест-индскій зной и жолтая лихорадка не истребили въ немъ порывовъ мужества и чести, и вотъ наступила наконецъ желанная пора для подвиговъ великихъ. Стоббль и Спуни надялись, безъ всякихъ хлопотъ, получить слдующій чинъ, майорша Одаудъ надялась, въ конц компаніи, подписываться мистриссъ полковницей Одаудъ Трильйоннаго полка. Пріятели наши, Доббинъ и Осборнъ, раздляли, каждый по своему, всеобщій восторгъ: Доббинъ былъ спокоенъ, тихъ и важенъ, мистеръ Осборнъ беззаботно предавался увлеченію пылкаго чувства, и оба въ одинаковой степени готовы были исполнить свою обязанность на пол чести и славы.