Векселя, данные Ребекк за покупку двухъ несчастныхъ рысаковъ, были выплачены сполна, и безъ всякихъ отговорокъ, агентомъ мистера Джоя. Онъ никогда не заикался ни полсловомъ объ этомъ знаменитомъ торг, и никто не знаетъ заподлинно, что сталось съ этими лошадьми, и какимъ-образомъ мистеръ Джой отвязался отъ нихъ, или отъ мосье Исидора, своего бельгійскаго слуги. Мы знаемъ однакожь, что мосье Исидоръ осенью 1815 года продалъ на валеньенскомъ рынк срую лошадку, принадлежавшую вроятно Джою.
Лондонскіе агенты Джоя получили приказаніе выдавать ежегодно родителямъ его, въ Фольгем, по сту-двадцати фунтовъ, и эта сумма составила главнйшій источникъ дохода для несчастныхъ стариковъ. Мистеръ Седли, повидимому, не падалъ духомъ; но вс его спекуляціи и расчеты посл банкротства ршительно неудавались. Онъ пробовалъ торговать виномъ, углями, длался комиссіонеромъ разныхъ обществъ; но ни угли, ни вино, ни комиссіи не поправляли разстроенныхъ длъ. Предпринимая какую-нибудь новую торговлю, мистеръ Седли печаталъ великолпныя объявленія, разсылалъ ко всмъ друзьямъ и знакомымъ блистательныя программы, заказывалъ новую мдную дощечку для своихъ дверей, и говорилъ въ пышныхъ выраженіяхъ о несомннной надежд скораго обогащенія. Но фортуна уже никогда не возвращалась къ слабому старику. Старинные пріятели и друзья, одинъ за другимъ, оставили банкрота Седли, и никто не обнаруживалъ особаго желанія покупать у него дорогіе угли и прескверное вино. Каждое утро продолжалъ онъ ходить въ Сити; но изъ всхъ существъ въ мір, одна только жена его еще врила, что у него тамъ важныя дла на бирж. Къ обду возвращался онъ домой, и по-вечерамъ неизбжно отправлялся въ клубъ или трактиръ разсуждать на досуг о ежегодномъ бюджет Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Весело было слушать, какъ старикъ ворочалъ тысячами мильйоновъ, сводилъ дисконты, ажіо, и говорилъ о томъ, что подлываетъ баронъ Ротшильдъ, и какъ идутъ длишки у братьевъ Берингъ. И обо всхъ этихъ вещахъ разсуждалъ съ такою удивительною смлостью, что вс обычные постители клуба (аптекарь, гробовщикъ, обойщикъ, архитекторъ, приходскій писарь и мистеръ Клеппъ, старинный нашъ знакомый) начинали питать невольное уваженіе къ старому джентльмену.
— Да, господа, бывали на моей улиц праздники — да еще какіе! неизбжно говорилъ онъ всмъ и каждому, кто присутствовалъ въ общей зал. Оно, впрочемъ, если сказать правду, мы знаемъ и теперь; гд раки то зимуютъ. Сынъ мой, судари мои, президентствуетъ, въ настоящую минуту, въ Бенгаліи, въ качеств главнаго судьи при Рамгунг, и получаетъ, съ вашего позволенія, четыре тысячи рупій ежемсячнаго дохода. Дочь моя ужь давно бы могла быть полковницей, если бы захотла. Мн стоитъ только приссть, да настрочить векселёкъ отъ имени моего сына, бенгальскаго судьи, судари мои, и Ротшильдъ завтра же пришлетъ мн десять тысячь фунтовъ чистаганомъ. Но я не хочу этого. Да и незачмъ. Надлежитъ, судари мои, хранить фамильную гордость.
На грхъ мастера нтъ. Вы и я, любезный мой читатель, можемъ современемъ испытать бдственную участь этого старца; разв мало у насъ пріятелей, окончательно раздружившихся съ фортуной? Какъ знать? Прійдетъ, можетъ быть, пора, когда счастіе отступится и отъ насъ: духъ нашъ ослабетъ, силы упадутъ, энергія исчезнетъ, и мсто наше на подмосткахъ житейскаго базара займутъ люди лучшіе, поколніе свжее и молодое. Смиренно мы уступимъ имъ дорогу, и снизойдемъ въ послдніе ряды. Тогда ближній вашъ, быть-можетъ, съ гордостью отвернется отъ васъ, или, что въ мильйонъ разъ хуже, снисходительно и съ покровительствующимъ видомъ протянетъ вамъ свою пару пальцевъ и, какъ-скоро вы обернетесь къ нему спиною, онъ скажетъ съ запальчивымъ презрніемъ: «вотъ онъ, безталанный горемыка! Сколько надлалъ онъ безразсудныхъ промаховъ въ своей жизни! Сколько выпустилъ изъ рукъ счастливыхъ случаевъ къ поправленію своихъ обстоятельствъ!»
Очень хорошо, милостивые государи. Я держусь собственно того мннія, что коляска съ четверкой вороныхъ и три тысячи фунтовъ годового дохода едва-ли составляютъ главнйшую и существенную цль существованія нашего на сей земл. Если тутъ иной разъ цвтетъ и благоденствуетъ какой-нибудь шарлатанъ съ пустымъ пузыремъ на плечахъ, вмсто разумной головы; если какой-нибудь кувыркающійся паяцъ перебиваетъ весьма часто дорогу благороднйшему, умнйшему и честнйшему изъ насъ, то чортъ бы побралъ эту коляску съ четверкой вороныхъ, и я ужь лучше стану ходить пшкомъ и глодать черствую корку хлба въ твердой увренности — о; любезный собратъ мой! что дары и наслажденія житейскаго базара не стоятъ, собственно говоря, даже моего мизинца… Но мы ужь, кажется, выступили слишкомъ далеко изъ предловъ нашей исторіи.