Майоръ Доббинъ собралъ и перечиталъ вс письма, какія когда-либо писала къ нему мистриссъ Эмми. То были, по большей части, дловыя письма относительно небольшаго имущества малютки Джорджа, оставленнаго ему покойнымъ отцомъ, какъ простодушно воображала бдная вдова, или, пригласительныя записочки по поводу разныхъ случаевъ и обстоятельствъ. Все собралъ майоръ и перечиталъ по нскольку разъ каждый клочокъ бумажки, полученной когда-либо отъ мистриссъ Эмми; увы! какъ все это холодно, безнадежно, и какимъ отчаяннымъ эгоизмомъ пропитана была каждая строчка этихъ печальныхъ документовъ!
И если бы въ эти минуты подвернулась какая-нибудь нжная и сострадательная особа, способная вполн оцнить великодушное сердце мученика безнадежной страсти, кто знаетъ? владычество Амеліи быть-можетъ окончилось бы однажды навсегда, и любовь Вилльяма обратилась бы на другой, достойнйшій предметъ, но майоръ коротко знакомъ былъ только съ одной Глорвиной Одаудъ, и хотя были у этой двицы прекрасные гагатовые локоны; но вс ея движенія разсчитаны были очень дурно. Глорвина, казалось, хотла только удивить и озадачить Вилльяма, и выбрала для этого самыя неудачныя и безналежныя средства. Она завивала свои волосы на разныя, боле или мене, хитрыя манеры, и обнажала свои плеча съ удивительнымъ искусствомъ, какъ-будто желая сказать своему пріятелю майору: «видлъ ли ты, любезный, у кого-нибудь такія чудныя кудри и такой, истинно-чудесный цвтъ кожи и лица?» Она улыбалась всегда такимъ-образомъ, что любознательный собесдникъ могъ пересчитать вс ея зубы. И что же? майоръ не обращалъ ни малйшаго вниманія на вс эти прелести и чары, способныя, повидимому, сгубить на повалъ всякаго чувствительнаго джентльмена.
Вскор по прибытіи, и чуть-ли не вслдствіе прибытія, моднаго ящика изъ лондонскихъ магазиновъ, леди Одаудъ и другія полковыя дамы устроили великолпный балъ, куда получили приглашеніе вс военные и статскіе кавалеры, способные цнить прелести женскаго пола. Глорвина съ гагатовыми локонами облеклась въ убійственный атласъ, разсчитывая сразить майора ршительнымъ ударомъ, что, повидимому, было очень легко, такъ-какъ Вилльямъ присутствовалъ на бал съ самаго его начала, и бгалъ какъ угорлый изъ одной комнаты въ другую. Глорвина перетанцовала со всми молодыми офицерами и отчаянно старалась бросить пыль въ глаза мистеру Доббину, который однакожь ничего не замчалъ и, что всего убійственне, даже не сердился, когда кептенъ Бенгльсъ повелъ къ ужину миссъ Глорвшу. Не ревность, не гагатовые локоны и не алебастровыя плечи были на ум у честнаго Вилльяма.
Такая страшная неудача на базар житейской суеты переполнила неизреченною яростью сердце и душу миссъ Глорвины Одаудъ. На майора, по ея собственному, плачевному созванію, разсчитывала она гораздо больше, чмъ на кого-нибудь изъ этихъ безчисленныхъ вертопраховъ. И маіорь ускользаетъ изъ ея рукъ, — ускользаетъ съ непостижимой безсовстностію и упрямствомъ!
— Онъ разобьетъ, раздавитъ мое сердце, Пегги, говорила миссъ Глорвина своей сестр, когда не прерывалась между ними дружеская связь. Посмотри: я ужь и то изсыхаю, съ позволенія сказать, какъ спичка. Прійдется перешить вс платья, потому-что въ нихъ я имю видъ настощаго скелета.
Но, жирла миссъ Глорвина или худла, смялась или плакала, здила верхомъ или сидла за фортепьяно: для безчувственнаго майора это было ршительно все-равно. Прислушиваясь къ этимъ горькимъ жалобамъ, полковникъ Одаудъ узналъ между-прочимъ, что слдующая почта изъ Европы привезетъ для сестры черныя матеріи на платья, и по этому поводу онъ разсказалъ весьма интересный анекдотъ, какъ одна леди изъ Ирландіи умерла съ тоски посл потери супруга, котораго, однакожь, вторично, не удалось ей пріобрсть во всю жизнь.