Базар житейской суеты. Часть 3

Мы уже сказали, какимъ-образомъ дв миссъ Доббинъ и мистриссъ Эмми писали изъ Европы письма въ Индію, къ майору Доббину. Въ одномъ изъ этихъ писемъ, Амелія, чистосердечно и простодушно, поздравляла своего друга съ приближающимся днемъ бракосочетанія его съ миссъ Одаудъ.

«Сестрицы вашиг только-что сейчасъ бывшія у меня, на Аделаидиныхъ Виллахъ, извстили меня объ истгтномъ событіи, по поводу котораго я считаю своимъ долгомъ принести вамъ свое искреннее поздравленіе. Надюсь, что молодая леди, съ которой, какъ я слышала, вы готовитесь соединитть свою судьбу, окажется, во всхъ отношеніяхъ достойною человка, представляющаго собою олицетворенную доброту, прямодушіе и честность. Бдной вдов теперь остается только молиться за васъ обоихъ, и желать вамъ всякаго благополучія. Джорджинька съ любовію посылаетъ поклонъ своему милому крестному папаш, и надется, что, во всякомъ случа, вы не забудете его. Я сказала ему, что скоро другія, тснйшія узы соединятъ васъ навсегда съ такою особою, которая, по всей вроятности, заслуживаетъ всей вашей любви. Эти узы будутъ конечно сильне всякихъ друіихъ, однакожь, тмъ не мене, я уврена, что бдная вдова и сынъ ея, котораго всегда вы покровительствовали и любили, займутъ и теперь уголокъ въ вашемъ сердц.»

Мысли этого рода были еще сильне развиты въ другомъ посланіи, на которое мы намекнули.

Одинъ и тотъ же корабль привезъ изъ Европы и ящикъ съ модными товарами для леди Одаудъ, и это знаменитое письмо, которое Вилльямъ Доббинъ поспшилъ вскрыть прежде всхъ другихъ пакетовъ, адресованныхъ на его имя. Впечатлеіе, произведенное чтеніемъ интереснаго докумеита было очень сильно, и даже сопровождалось нервическимъ раздраженіемъ въ майор, который съ этой минуты возненавидлъ отъ всего сердца, и миссъ Глорвину, и розовый атласъ, и все, что могло имть какое-нибудь отношеніе къ розовому атласу. Вилльямъ Доббинъ ршительно проклялъ бабьи сплетни и весь женскій полъ. Все въ этотъ день безпокоило его и раздражало. Жаръ былъ несносный, парадъ тянулся очень долго, молодые люди за общимъ столомъ болтали ужасную чепуху. Э, Боже мой! И кому нужно знать, что поручикъ Смитъ настрлялъ столько-то бекасовъ, а прапорщикъ Браунъ выдлывалъ такіе-то курбеты на своемъ новокупленномъ кон? Ему ли степенному мужу сорока почти лтъ, слушать такой вздоръ? Вс эти шуточки наполняли даже стыдомъ майорское сердце, между-тмъ, какъ старикъ Одаудъ, несмотря на огромную лысину на своей голов, хохоталъ до упаду, и слушалъ, съ неимоврнымъ наслажденіемъ, какъ остритъ лекарскій помощникъ, и какъ потшается вся эта молодежь. Что за странный человкъ, этотъ старикъ Одаудъ! Тридцать лтъ слушаетъ онъ одно и то же, и никогда не надодаетъ ему эта болтовня! Да ужь, если сказать правду, самъ Доббинъ чуть-ли не пятнадцать лтъ сряду былъ постояннымъ и весьма благосклоннымъ слушателемъ всего этого вздора. А теперь?.. Но вотъ кончился скучный обдъ, и полковыя дамы принялись за свои безконечныя сплетни и пересуды. Нтъ, это ужь изъ рукъ вонъ! Нестерпимо! невыносимо!

— О, Амелія, Амелія! восклицалъ майоръ Доббинъ въ глубин своей души, одной теб только былъ я безгранично вренъ, и ты же вздумала упрекать меня! Теб ли оставить понятіе этой, невыразимо-скучной жизни, которую веду я здсь вдали отъ тебя, за океаномъ? Ничего нтъ мудренаго, если мой чувства остаются для тебя загадкой, но за что же ты осуждаешь меня на бракъ съ этой легкомысленной и втренной ирландкой? Это ли достойная награда за мою неизмнную преданность къ теб впродолженіе столькихъ лтъ?

Грустно и тошно сдлалось бдному Вилльяму, горемычному и одинокому больше, чмъ когда-либо. Жизнь съ ея тщеславіемъ и суетою потеряла для него все свое значеніе, и онъ готовъ былъ разомъ покончить эту безвыходную борьбу съ обманутыми надеждами, несбывшимися мечтами. Всю эту ночь провелъ онъ безъ сна, и томился желаніемъ возвращенія на родину. Амеліино письмо разразилось надъ нимъ, какъ бомба; что это была за женщина въ самомъ дл? Никакая врность и никакое постоянство не разогрвали ея сердца. Она, повидимому, вовсе не хотла видть, что онъ любитъ ее. Бросившись въ постель, майоръ Доббинъ продолжалъ къ ней обращаясь съ своей жалобною рчью;

— Великій Боже! Камень-ли ты, Амелія, если не видишь и не чувствуешь, что я одну только тебя люблю въ цломъ мір! Ухаживалъ я за тобой цлые мсяцы, тяжелые, безконечные мсяцы, и что же? ты сказала мн съ улыбкой послднее прости, и совсмъ забыла меня, лишь только переступилъ я черезъ твой порогъ!

Туземные слуги съ удивленіемъ смотрли на майора, встревоженнаго и убитаго горемъ, между-тмъ, какъ прежде онъ всегда былъ такъ холоденъ, спокоенъ и равнодушенъ ко всему. Что, если бы Амелія увидла его въ этомъ положеніи? Пожалла ли бы она своего преданнаго друга?