Б.П.
Да, не хотелось бы всеми этими историями выставить Чернышевского каким-то больным или жалким человеком. Нельзя забывать, что в тот момент он создавал нечто великое. Мы читаем мемуары известных людей и часто обнаруживаем, что они были такими же слабыми, как и все остальные люди, испытывали те же проблемы, были часто смешными и нелепыми. Такие открытия льстят обывателям, они начинают зубоскалить и говорить: «Ха-ха-ха, эти гении такие же, как мы, а может быть, даже хуже». Но это не так. Великие идеи не создаются из обывательского сознания. И гениев не надо мерить обывательскими мерками.Чернышевский выбрал Ольгу Сократовну и жил с ней в соответствии со своими концепциями. Кажется, им нужно было сходить на терапию, понять, что у них разные цели, и спокойно развестись. Это было бы логично и просто. Но не для Чернышевского, который сам придумал для себя правила жизни и имел смелость следовать им до конца.
Я смотрю вокруг и вижу, как много сейчас появляется разных прогрессивных теорий о том, как построить счастье, много разных причудливых моделей отношений. Их пропагандисты рассказывают, сколько радости и свободы эти прогрессивные модели им принесли. А на других смотрят как на немножко отсталых. Мне кажется, что Чернышевский говорит нам: за внешней легкостью и простотой прогрессивных моделей могут скрываться большие драмы. И это не значит, что мы должны отбрасывать все новые теории, просто нужно меньше верить абстракциям, а больше доверять своим глазам и сердцу. Если же выбирать путь следования теориям, то надо готовиться к большому труду, потому что тропы эти тернисты и нехожены.
У меня есть история, которая произошла, когда мы работали над выпуском о Чернышевском.
Была пятница в начале октября. Дивный день, солнечный, легкий, звонкий. Начался он с того, что в одиннадцать утра ко мне в квартиру пришел Филипп и две наши подруги-танцовщицы. Почему мы встретились так рано, я не понимаю до сих пор.
Они принесли продукты, и мы вчетвером приготовили завтрак. Надо сказать, что на моей крохотной кухне сложно развернуться и вдвоем, но мы готовили вчетвером, и это было больше похоже на танец, а не на готовку, на контактную импровизацию с помидорами и сыром в руках. Пластический этюд. Мы соорудили омлет, какой-то мудреный салат, подогрели багет, поели. После отправились в Битцевский лес на нашу любимую поляну, где как будто специально покосили траву так, чтобы на ней можно было валяться и танцевать. Светило солнце, летали желтые листья. Пахло сеном и костром. Потом мы вернулись, обедали куриным супом, спали вповалку, потом ели мороженое, пили чай, слушали «Иванушек» и Дорна.
И только вечером, посреди беззаботности и смеха, мы вспомнили с Филиппом Григорьевичем, что хотели обсудить предстоящий выпуск о Чернышевском, и надо было это сделать побыстрее, потому что к десяти вечера мы должны были ехать на репетицию (мы еще играли тогда в театре). Мы оставили девушек на кухне и пошли в комнату говорить. Тогда я впервые подробно рассказал историю отношений Чернышевского с Ольгой Сократовной. Мы оба крепко задумались. Говорили часа полтора, но никак не могли понять, за что зацепиться. И что по поводу всей этой истории думать. Однако надо было что-то наскоро перекусить – и ехать.
Мы вышли из комнаты (такие задумчивые) и увидели, что на кухне – дискотека. Девчонки обмотали лампу красной шторой, включили колонку и танцевали в полутьме. Мы пробрались к холодильнику, достали творог, навалили в плошку… Сидим едим и вдруг понимаем, что рядом с нами на крохотной кухне танцуют две красивые, уже разгоряченные девушки, а мы не обращаем на них никакого внимания, нами полностью завладели мысли о Чернышевском. Мы просто сидим и отсутствующим взглядом смотрим на стену.
В тот момент я вспомнил картинку из воспоминаний Ольги Сократовны: в квартире бушует вечеринка, а Чернышевский стоит один в коридоре среди набросанной одежды и пишет статью. Он весь погружен в мысли о социальных проблемах, думает о будущем России. А Ольга Сократовна в это время, пьяная от танцев, выбегает на улицу посмотреть на залитые светом окна собственной квартиры, полная какого-то детского восторга.
– Мы что, Чернышевский? – спросил я Филиппа Григорьевича.
– Мы только на одну сотую Чернышевский, – ответил Филипп Григорьевич. – А он был Чернышевским на все сто!
Николай Гоголь
«Старосветские помещики»
Как справляться с горем
Б.П.
«Старосветские помещики» – удивительная повесть. С одной стороны, это история старичка и старушки, которые только и делают, что едят. А с другой – один из самых пронзительных рассказов о любви в русской литературе. Гоголю удалось написать великую любовную историю без признаний и горячих поцелуев. Даже романтическое слово «любовь» он заменил скучным словом «привычка». Но совершенно невозможно сдержать слез, читая об этих старичках.