Конечно, Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович прекрасно понимают, куда пропали дубки, но сознательно не хотят этого замечать. Они только притворяются строгими помещиками, но на деле не желают контролировать производительность своих крестьян и обогащаться за их счет; они позволяют всем брать то, что те хотят. Потому что их задача – приглядывать не за хозяйством, а за местом любви. Или так: главный продукт, который производит их имение, – не хлеб, а любовь. И даже кражи здесь как будто происходят по любви.
Но как бы их ни обкрадывали, пишет Гоголь, «благословенная земля производила всего в таком множестве, Афанасию Ивановичу и Пульхерии Ивановне так мало было нужно, что все эти страшные хищения казались вовсе незаметными в их хозяйстве». Они как будто показывают, как работает евангельский принцип: чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Их райское место становится только изобильнее.
Иногда, если было ясное время и в комнатах довольно тепло натоплено, Афанасий Иванович, развеселившись, любил пошутить над Пульхериею Ивановною и поговорить о чем-нибудь постороннем.
– А что, Пульхерия Ивановна, – говорил он, – если бы вдруг загорелся дом наш, куда бы мы делись?
– Вот это Боже сохрани! – говорила Пульхерия Ивановна, крестясь.
– Ну, да положим, что дом наш сгорел, куда бы мы перешли тогда?
– Бог знает что вы говорите, Афанасий Иванович! как можно, чтобы дом мог сгореть: Бог этого не попустит.
– Ну а если бы сгорел?
– Ну, тогда бы мы перешли в кухню. Вы бы заняли на время ту комнатку, которую занимает ключница.
– А если бы и кухня сгорела?
– Вот еще! Бог сохранит от такого попущения, чтобы вдруг и дом, и кухня сгорели! Ну, тогда в кладовую, покамест выстроился бы новый дом.
– А если бы и кладовая сгорела?
– Бог знает что вы говорите! я и слушать вас не хочу! Грех это говорить, и Бог наказывает за такие речи.
Но Афанасий Иванович, довольный тем, что подшутил над Пульхериею Ивановною, улыбался, сидя на своем стуле.
Вообще повесть написана таким удивительным образом, что ощущение абсолютной любви, тут царящей, накапливается постепенно, причем не напрямую, а косвенно. Кто-то из критиков писал, что разговор Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны о еде – это разговор о любви, столько в нем нежности и даже флирта. Это их любовный язык. И правда, Пульхерия Ивановна что-то для Афанасия Ивановича специально заготавливает, делает так, как он любит. А он все хвалит и трогательно заботится о Пульхерии Ивановне. Несмотря на то что прислуга все тащит и объедается, над имением царит взаимная забота. А гостям тут всегда дается все лучшее, что есть в доме…
И еще одно соображение. В начале «Старосветских помещиков» Афанасий Иванович описан как человек высокого роста и сутулый, то есть он не был толстым. Как и его жена. А мы знаем, как могут изображаться толстяки. Например, Франсуа Рабле в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» показал, как это можно сделать со всеми физиологическими подробностями. Но наши герои, хоть и едят по девять раз на дню, не толстеют. Это важная деталь. Может быть, еда в «Старосветских помещиках» является какой-то аллегорией. Если разговор о еде – это язык любви, то сама еда – ее символ. Или даже – символ пищи духовной.
Еще интересно, что мир «Старосветских помещиков» описан автором с юмором, все его обитатели немного смешные, гротескные. Но как иначе писать о самом сокровенном, если не защищаться иронией? Если не спрятать любовь за иронией, получится пафосно и приторно. И пусть Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна чуть смешные, за этим юмором очень много авторской теплоты.