В начале проспекта находилась самая большая и, по-моему, самая прекрасная церковь в мире. Базилика стояла здесь уже тысячу семьсот лет, и мне никогда не наскучит бродить по современной постройке, возраст которой не превышал четырех столетий. Перед церковью простирается площадь Святого Петра, так что у подъезжающих к этой гигантской
Объездной путь справа представлялся более интересным, но Курт повернул налево, и после новых мгновений страха один из его друзей-швейцарцев жестом пригласил нас проехать через высокие черные железные ворота. Замедляя ход, мы ехали параллельно огромной церкви и наконец, преодолев более половины ее протяженности, остановились у безымянной двери, охраняемой двумя полицейскими в штатском.
Один из них кивнул, и я последовал за ним в недра базилики. Мы прошли мимо того места, которое в 1950 году было признано археологами могилой Петра, первого папы. Полицейский впереди меня теперь почти бежал через галерею гротов, каждый из которых был могилой какого-нибудь папы, украшенной или очень простой, в зависимости от вкусов покойного и его времени. Я знал, что сейчас мы находимся под алтарем базилики, и вскоре мы уже поднимались по короткому пролету винтовой лестницы к главному уровню церкви.
Сколько бы раз я ни приходил сюда, в базилике у меня всегда перехватывало дыхание. Человек казался букашкой. Церковь имела форму латинского креста, а купол — там, где балки соединялись со стержнем, — выстроен над главным алтарем.
Прочие достоинства и недостатки базилики останутся вечным поводом для споров, но, когда речь заходит о сдерживании толпы, Ватикан не отличается от Диснейленда. Церковь была открыта для посетителей, но большое пространство под куполом огорожено металлическими заграждениями. Небольшой участок за ними также был огражден и закрыт белой холстиной, которой пользуются реставраторы.
Было несложно догадаться, почему. Более мертвого человека, чем тот, что лежал передо мной на мраморном полу, и представить было сложно. Он упал с большой высоты, и приземление не было мягким.
— Паоло, добро пожаловать, хорошо, что пришел, — произнес склонившийся над телом человек.
Марко Галли был жилистым мужчиной с жесткими черными усами, под стать его глазам и обычному настроению. Он был лучшим следователем в Ватикане.
— Не самое приятное начало недели, но, возможно, ты не прочь взглянуть?
— Конечно.
Он имел в виду, что ему не нравилось то, что он здесь обнаружил.
— Кто-нибудь видел, как это произошло? — спросил я, присаживаясь на корточки рядом с Галли.
— Мы не нашли никого, кто видел бы, как все начиналось, но сестринская община монахинь проводила в одном из боковых приделов раннюю утреннюю службу. Они слышали, как он упал; шуму было довольно много.
Словно яблоко, разбившееся о камень.
— Когда открывается базилика?
— Для публики — гораздо позже. Но из-за священников и прочих верующих, желающих помолиться, она практически всегда открыта. Есть маленькая боковая дверь с большим замком, но все в Ватикане знают, что ключ можно достать из-за камня, который находится на расстоянии двух ладоней справа от замочной скважины.
Я этого не знал; мне больше по душе молиться дома, в постели.
— Не думаю, что люди, приходящие помолиться в нерабочее время, записывают куда-нибудь свое имя или делают что-то в этом роде. Какой-нибудь сторож, который мог записывать их в журнал, отслеживать…
Взгляд и слова Галли заставили меня замолчать.
— Паоло, — с мягким упреком произнес он.
Я снова посмотрел на тело. Не знаю, как насчет молитв, но остальное было вполне очевидно.
— Прыгнул, толкнули, упал, — предположил я, хотя мог разглядеть среди останков достаточно, чтобы исключить один из вариантов.
Я внимательно посмотрел вверх, на купол, разделенный на шестнадцать секторов. В пятидесяти метрах над алтарем находилась галерея, с которой туристы могли обозревать нижнюю часть базилики. Упасть с нее не так уж просто, но если это произойдет, то падение окажется смертельным.