Бедные углы большого дома

Госпожа Скрипицына съ искреннимъ чувствомъ пожала руки учителя и брата, хотя послдній и удивлялся, почему его сестр кажется комплиментомъ найденное въ ней сходство съ дохлыми англичанками, тощими, какъ щепки, и длинными, какъ жерди. Этотъ миленькій ребенокъ именно такими представлялъ себ англичанокъ. Его сестра вдругъ приняла веселое выраженіе лица, и минутное облако печали, налетвшее на нее, исчезло, какъ весеннія облака при лучахъ солнца. Ея еще юное сердце, лта котораго, по обыкновенію, не считаются никмъ, затрепетало подъ корсетомъ отъ одобренія милыхъ друзей. Быстро пролетло время до обда. Скрипицына разсказывала объ институт, о прізд туда разныхъ знаменитостей, о поцлу, данномъ ей тамъ княгинею Мухортовой-Таракановою, о кадрили, гд Скрипицына танцовала съ княземъ Миловидовымъ и vis-`a-vis съ своимъ кузеномъ, графомъ Дикобразовымъ, бросавшимъ ревнивые взгляды на князя и едва не вызвавшимъ послдняго на дуэль за нее. Даже кусочекъ широкой орденской ленты, подаренный какою-то еще боле значительною особой, явился на сцену и удивилъ своимъ полинялымъ голубымъ цвтомъ, походившимъ на загрязненное тучами осеннее небо, не дающее никакого понягія о его лазури, ослплявшей глаза въ весенніе дни. Французъ-учитель толковалъ объ удовольствіяхъ Парижа, о нарядахъ и локонахъ дамъ изъ сенъ-жерменскаго предмстья, объ очаровательныхъ головкахъ юношей и, не мудрено, что его разсказы выходили и врны, и картинны, такъ какъ онъ самъ держалъ гребенки, помаду и пудру во время того, какъ его патронъ-куаферъ убиралъ эти чудныя головки; даже одинъ изъ пальцевъ monsi`eur Davoust хранилъ до сихъ поръ слды обжога, полученнаго, по его словамъ, на дуэли за маркизу Ріо, а по словамъ исторіи — отъ куаферскихъ щипцовъ. Большой же палецъ правой руки учителя навки остался изогнутымъ наружу отъ долгаго ежедневнаго верченія этихъ щипцовъ, когда они слишкомъ перекалялись. Василій Николаевичъ Скрипицынъ между пніемъ и свистомъ ввертывалъ тоже свое словцо о томъ, что «мы первые фрунтовики, что у насъ нтъ колпаковъ, то-есть дурныхъ фрунтовиковъ, что экономъ у насъ воръ, а директорша отдаетъ чинить на казенный счетъ свои сковороды, приказывая вносить плату за починку въ число расходовъ по ремонту лазаретныхъ принадлежностей, что гусарская форма самая лучшая, и что какой-нибудь штафирка не можетъ угоняться за гусаромъ, что гусаръ ему по носу надаетъ, что никакая барышня не устоитъ противъ гусара и каждая смется надъ рябчикомъ».

Но, любезный читатель, вы давно знаете, о чемъ говоритъ и будетъ говорить каждый изъ вашихъ милыхъ, добрыхъ, скучныхъ знакомыхъ… Не прерывайте, читательница, вашу милую, умную подругу Ольгу Петровну Черемухину, и она будетъ въ теченіе всего своего визита говорить о нарядахъ, ленточкахъ, кружевцахъ, воланцахъ, брошкахъ, сережкахъ и непремнно — о, непремнно! — припомнитъ ихъ фасонъ, того времени, котда «она жила въ Париж», то-есть, пробывъ тамъ три недли, бжала отъ кредиторовъ. Объ этомъ вы могли бы прочесть въ иностранныхъ газетахъ, если бы изъ нумеровъ, долетавшихъ до васъ, не исчезло, по непредвидннымъ обстоятельствамъ, именно это извстіе на горе для вашего маленькаго сердечка, обожающаго Ольгу Петровну. А Иванъ Ивановичъ Добронравинъ (тотъ самый, что нажилъ деревню изъ трехсотъ рублей жалованья), онъ будетъ въ теченіе всего вечера всмъ и всюду разсказывать о крест, полученномъ недостойнымъ Чубуковымъ, будетъ до мельчайшихъ подробностей разбирать всю позорную дятельность Чубукова, его жены, дтей, родственниковъ, слугъ, крестьянъ и, все-таки, не успокоитъ своей желчи, почувствуетъ ея приливы и завтра, и послзавтра, и по необходимости будетъ ее изливать снова за вистомъ до тхъ поръ, пока самъ не получитъ креста. А опера? Княжн Мери длается дурно, если ей не дадутъ говорить объ опер. Тамберликъ, Кальцоляри, аріи, дуэты, парижская опера, петербургская опера, — о, восторгъ! — о, счастіе! о, княжна Мери, какъ громадно великъ, какъ подавляющъ вашъ умъ! Моя кухарка тоже цлый день надодаетъ мн разсказами о дороговизн говядины и злокачественности картофеля, она даже знаетъ, почему дорога говядина и въ пятнахъ картофель, — но, другъ мой, чмъ я могу помочь теб?