Бедный Павел. Часть 2

Столь приятный подарок означал, что в работе над организацией и унификацией артиллерии уже завершено планирование и согласование деталей и началась реализация проекта. Отлично, однако, не всё шло по плану. Новые орудия требовали большей точности при производстве, что оказалось проблемным для нашей металлургии — пушки и гаубицы для армии выходи́ли с каким-то чудовищным процентом брака. Из четырёх десятков опытных орудий, отлитых на Каменском заводе[133], только одно выдержало первичные испытания. С морскими орудиями дело оказалось и того хуже — ни одна из тридцати двух пушек поверку не выдержала.

Нужный результат смог дать только Императорский завод в Туле — ключиком к решению проблемы было сверление заготовок, внедрённое Ярцовым. Он улучшил станок Моритца[134], и запустил расточку на Тульских заводах, а болванки для орудий отливались в Каменске. Так что технологию мы создали, дело было за её промышленным использованием. Эйлер уповал на Ярцова и его опыты на Олонецких заводах, кроме того Кривой Рог скоро должен был начать работу, да и Баташев активно желал поучаствовать в производстве пушек и уже затеял изготовление сверлильных станков Моритца-Ярцова.

С ручным оружием ситуация была не лучше. До сих пор основная масса ружей и штуцеров делалась на полукустарных заводиках в Туле, ещё некоторое количество давал Сестрорецк. Наши заводы технически уже явно устарели, а организация производства там была на уровне начала XVIII века, а не как не последней его четверти. О стандартизации и массовом изготовлении говорить в таких условиях не приходилось, к тому же все заключения Оружейной палаты показывали, что качество нашего железа было очень низким, и оно значительно отличалось от завода к заводу, а стали мы выпускали слишком мало.

Проблемы эту мы сразу решить не могли. Выбор единых образцов огнестрельного и холодного оружия тоже ещё не был произведён. Оружейники готовили проекты ружья, сабли и штыка, которые будет общими для нашей армии, но пока либо технология производства была слишком сложной и дорого́й для массовой продукции, либо надёжность оной оставляла желать лучшего.

Центр разработки огнестрельного и холодного оружия был в Сестрорецке, который был рядом со столицей, поэтому управляющий заводом и заводской инженер регулярно являлись в Петербург с докладами. Управляющим был младший брат Ивана Эйлера — Христофор, а инженером — Пётр Бухвостов, потомок того «первого русского солдата» Сергея Бухвостова.

Ещё в 1683 г. когда мой великий предок Пётр Алексеевич, в возрасте одиннадцати лет получил право сформировать потешные войска для своего развлечения и объявил набор в них среди дворовых слуг. Первым, записавшимся в новый полк, стал конюх Сергей Леонтьевич Бухвостов. Он долго состоял при персоне первого русского императора, однако в Северной войне получил тяжелейшие ранения и был отставлен от службы. Царь Пётр так ценил своего верного слугу, что по его заказу Карл Растрелли отлил из бронзы бюст Бухвостова. Сам герой сюжета ненадолго пережил своего императора, а его род больше не достигал высокого положения.

Пётр был выпускником артиллерийского корпуса, дослужился до поручика артиллерии, но при Бабадаге рядом с ним взорвался порох, он был страшно обожжён. В общем, выжил он чудом — руки и лицо он почти потерял, однако зрение сохранил, но ум его ещё более заострился от невзгод.

Его рекомендовали мне Ганнибал и Щепин — первый помнил своего ученика, а второй знал изуродованного инвалида, который обладал какой-то невероятной волей, чтобы не умереть и научиться жить дальше. Кожаные маску и перчатки он не снимал, наверное, никогда, чтобы не испугать и не оттолкнуть людей от себя.

С Эйлером они сработались и уже с полгода почти везде были вдвоём. Парочка была очень импозантная — Эйлер был высок, с явной склонностью к полноте, порывист, а Бухвостов был низок ростом, невероятно широк в плечах и совершенно спокоен и молчалив. У первого лицо передавало все оттенки настроения, а второй — в коричневой кожаной маске. Да уж, но работали они как звери, замечательно дополняя друг друга. Эйлер был прекрасным организатором и администратором, а Бухвостов обладал врождённым даром раскладывать всё на части. Любую большую проблему он разбивал на меньшие, а те ещё на более мелкие и так, пока он уже не был в состоянии их решить. Только такая связка могла заставить мастеров, привыкших изготавливать каждое ружьё или саблю самостоятельно и единолично с начала и до конца, работать на поточном производстве.

Бухвостов предложил, пусть и с моей подсказки, применять расположение цехов и рабочих мест в соответствии с технологическим циклом, Эйлер донимал брата и добивался применения новейших методов прозводства. Они были уверенны, что в ближайшее время смогут предложить на вооружение армии ружьё, не уступавшее по дешевизне и надёжности пресловутой английской «Браун Бесс». Ну а пока Тула могла выдавать около восьми тысяч ружей и столько же сабель и палашей в год, тем самым закрывая текущие потребности армии.