Снова знакомый и привычный темп работы, но на сей раз в пятницу уверенно направил свои стопы в Петергоф — к матери.
— Павел, и что же ты думаешь делать дальше?
— Я же тебе рассказал, мама, наши отношения с тобой для публики начинают снова разлаживаться…
— Сын мой, я ещё в своём уме и прекрасно помню, о чём мы договорились! Я о другом — о Прасковье.
— А! Теперь понял, Ваше Величество! — засмеялся я невесело.
— Не шутите со мной о важных вещах, Ваше Высочество! — в ответ мне улыбнулась Екатерина Алексеевна.
— Прасковья — моя жена, мама! Жена перед Богом и людьми! Пусть она и оказалась неверна государству и, пыталась стать неверной мне, но выносить сор из избы России негоже. Никто не должен узнать о неустроении в нашей семье. Прасковья к тому же носит под сердцем моего ребёнка. Так что, до родов ничего не изменится, по крайней мере, официально.
— Что же, сын, я долго думала над этим… И я согласна с тобой — показать разлад в императорской семье, означает не только дать плохой пример подданным! — здесь она мученически скривила рот и возвела глаза к небу, ибо её собственная жизнь долгое время как раз и являлась таким жупелом для окружающих, — Это означает вступить на опасный путь поощрения всяческих заговоров! Если в твоей семье нет лада между женой и мужем, то только глупец не попытается использовать это. Однако твой наследник нам нужен! Нужен государству для обретения уверенности в сохранении династии. Долгие годы страх перед новой смутой есть главный страх подданных наших, и мы любыми силами должны с ним бороться! Так что, воистину, никаких слухов об участии Прасковьи в «Катькином заговоре» быть не должно́. По крайней мере, до родов…
— Да и после родов, я бы не желал…
— Конечно, Павел! Лучше, если бы эта тайна навсегда была погребена в тине истории, но об этом знают, как минимум пруссаки и англичане!
— М-да… Тогда, по-моему, самая верная идея — Прасковье уйти в монастырь от горя за свою глупость!
— А она захочет?
— А ей будет предоставлен выбор?
— Ты жесток, сын мой!
— А что, мама, у меня есть другое решение? Жить с ней, как я уже сказал, долго и сча́стливо — я уже точно не смогу. Развестись с ней, и дать ей уехать к родителям — тоже никак. Мы явно оповестим всех о нашем несчастье и, более того, дадим всем недругам прекрасный инструмент для вмешательства в наши дела. Как напрямую через венчанную супругу мою, так и через различные лживые слухи о моих детях, которых она вроде как родит в разлуке!
— Ты думаешь, что всё настолько плохо?
— А ты думаешь, что это не так?
— Ты говорил об этом с Платоном?
— Да. Он подтвердил свою готовность обеспечить это решение. Он мне буквально сказал, что сей грех он отмолит! — грустно усмехнулся я.
— Как ты? — помолчав, очень тихо спросила императрица.
— Плохо, мама! Я допустил такое множество ошибок! Теперь именно Прасковье платить за них! Каково ей в столь молодые годы будет отправиться в монастырь?
— Так её вина́ здесь больше твоей! Не ты же замыслил её убить!
— Вот я думаю, мама, а мы-то сами были ли лучше, когда батюшку свергнуть решили?
— Молчи, сын! — лицо её посуровело, а голос звякнул металлом, — Всё затеяно было только мною, ты в том деле слишком мал был! И двигало мною не желание просто власть захватить, а страну да и нас с тобой спасти от безумия мужа моего!
— А Прасковью спроси, может, и она то же самое расскажет!
— Ты сомневаешься? — тихо-тихо сказала моя мать.
— Да нет, мама… Жалко мне Прасковью, вот и придумываю ей оправдания, ну и обкатываю варианты общественного мнения и ищу, как с ними бороться… — криво усмехнулся я.
— Помогает? — участливо спросила императрица.
— Мало помогает. Однако есть империя, есть дела по устроению её — вот это помогает! — уже более открыто улыбнулся я, — Матушка Иулиания советует Киево-Николаевский Новодевичий в Алатыре, там и устав строгий и игуменья благочестивая, и места от границ удалённые…
— Уже и монастырь ей подобрал… Молодец, значит, решил твёрдо?
— А как ещё это можно делать?
— Прости меня, Павлуш, ведь это я выбирала её, мне казалось, что она может стать хорошей женой тебе и твоей опорой в жизни.
— Пусть ты и выбирала, но решения принимал я сам! — я обнял её. Мне была важна её поддержка в этом вопросе. Всё-таки пусть у меня за плечами уже много лет в двух мирах, но вот семейного счастья я пока так и не нашёл.
— Я буду рядом с тобой столько, сколько нужно!
— Не спеши, Мама! Тебе скоро рожать, да и Маше местный климат не подходит. Я справлюсь! Позаботься о себе и своих детях!
Екатерина лишь усмехнулась, глядя на меня.
Глава 19
Ивашин шёл по лесу. Шёл вполне уверенно — валежник уже не похрустывал предательски под его ногами, птицы в испуге не прекращали свой щебет в ветках над его головой, нос его различал запахи на несколько вёрст вокруг, ему было легко, как птице в полёте. Кто бы сказал Петру несколько лет назад, что его судьба — охота, лес и этот остров. Пусть другие его называют — Южный остров, для него — Петра Ивашина — он только остров Счастья.