Стоя на мосту Миллениум, на этом странном сооружении, похожем на хребет динозавра, я подставил лицо ветру, ощущая, как стихия пытается меня сдуть, как развевает волосы и треплет одежду, как заполняет легкие, что тяжело вздохнуть. Вот так же и я был против потока времени, который пытался уничтожить меня и все, что мне дорого. Время казалось сбесившимся скакуном, чьи поводья я пытаюсь обратно схватить и направить его бег туда, куда нужно. Когда-нибудь меня сбросит под копыта, и он наступит, раздавив мою полую грудь, ведь сердце я уже потерял.
Достав телефон, открыл текст сообщения. Всего пара кровоточащих на сердце строк: «Я согласен. Всё устрою сам. Жди». Отослано. Смс, подобно путешественнику во времени, пролетело сквозь пространство над городом, прибыв и зажёгшись на экране телефона у девушки с черными, как смоль волосами, и голубыми сапфировыми глазами. Которые, наверное, тоже плачут, но, увы, не по мне.
Иллюстрация к главе: http://radikall.com/images/2014/05/23/YAFMl.png
Музыка к главам Гидеона: http://vk.com/wall-64003689_2035
========== Бог мостов не строит. Гидеон и Бенедикт ==========
Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.
Нас десять лет, нас сто тысячелетий
Разъединяют.— Бог мостов не строит.
М. Цветаева
Джозеф вошел в комнату, в которой стояла темнота и вонь, но это уже было привычно. Громко стуча сапогами по деревянным скрипучим половицам, он прошел к окну и снял заслон. Яркий дневной свет потоком хлынул в комнату, высвечивая всю убогость обстановки. Прошло уже два месяца с трагедии в Манор Хаус, а становилось только хуже. Граф пил, не просыхая, увязая иногда в трактирах, где происходила очередная драка. Вот вчера он его нашел в трактире «Собака и петух», когда дочь трактирщика Марианна прибежала к нему и сказала, чтобы тот увел Бенедикта. Марианна спрятала, напившегося вдрызг, графа в подсобке, чтобы тот не начал нарываться на зашедших в таверну солдат. Именно там, среди мешков солода и муки валялся остаток того, кто когда-то был одним из самых завидных женихов и уважаемых людей Британской Империи.
Хорошо, что рожу не набили вчера, а то гость совсем не узнал бы его.
На вонючей куче тряпок валялся в похмельном беспамятстве граф Бенедикт Бенфорд II.
- Проходите сюда, милорд. – Джозеф, не обращая на ужас в глазах пришедшего и поднесенный к носу рукав, чтобы не вдыхать смрад этой комнаты, метнулся к кувшину с водой и выплеснул его содержимое на спящего. Поток самой отборной ругани донеслось в ответ. – Граф вчера много выпил. Он вообще очень много пьет с… сами знаете, каких пор.
- Милорд, к вам гость пришел, - Джозеф практически заорал на весь дом, обращаясь к Бенфорду.
- Джозеф, сукин ты сын, скотина этакая, как посмел так разбудить? И какой гость еще явился? Я же сказал, что никого не принимаю. Если это только не сам дьявол по мою душу.
- Боюсь, что сам, - донесся молодой голос мужчины.
Бенедикт кряхтя, пытаясь справиться с собственным телом, повернулся к окну, жмурясь и мыча от головой боли. Только через пару секунду он понял, кто стоит у входа в комнату.
- Ты! – это был крик на выдохе, стон через все существо графа. Кажется, действительно преисподняя решила забрать его душу, раз прислала одного из главных бесов кошмара Бенфорда. Он сделал заторможенный рывок с кровати и вместо того, чтобы встать, он неуклюже бухнулся на грязный пол, на котором в разброс валялись осколки и целые бутылки, справа у стены лежала шпага – именно к ней было сделано неуклюжее движение графа. Это было не смешно, это было ничтожно и жалко для такого мужчины, коим он был когда-то.
Де Виллер стоял и думал в ужасе и омерзении, что перед ним разыгрывается потеря человеческого облика, он видит самое дно, в которое скоро сам упадет. Теперь, взглянув со стороны, Гидеон понимал, что постарается так не опуститься, но всё равно тьма настигнет и его.
- Джозеф, помоги хозяину прийти в себя, - холодно и безразлично обратился он к слуге, который с жалостью и омерзением смотрел на Бенедикта. – Бенедикт, у меня к тебе разговор. Серьезный. Касается Гвен… Шарлотты.
Стон прокатился со стороны графа, будто Гидеон только что ударил его под ребра с ноги. Он сидел на коленях, скрючившись и уткнувшись лбом в пол. Кажется, его бил озноб. Он поднял на де Виллера полный ненависти и муки взгляд черных обжигающих глаз. Его волосы были сальные, сильно отросшие, как и появившаяся борода. Гидеону он напоминал обычного лондонского бомжа, но никак светского человека галантного 18 века.
- Ты! – и снова этот крик на выдохе, - Не смей, слышишь, называть ее имени! Из-за тебя я не смог по-человечески ее похоронить. Оплакиваю пустую могилу. И ты смеешь называть ее имя?
Он снова застонал, но уже от физической боли, сжав со всей силы свои виски - похоже, у него сильно болела голова. Но вот секунда, и снова пронзающий ненавидящий взгляд, будто трезв.