Процесс изоляции рабочего и его запугивания заходит еще дальше благодаря расширению понятия измены. Любой документ, рисунок, другой объект или «факт или новость о них» можно считать государственной тайной согласно уголовному кодексу. Передача такой информации третьему лицу, не обязательно иностранному правительству, составляет измену родине. Даже подготовка к измене наказывается смертью, неумышленная измена — тюремным заключением до трех лет. Поскольку большинство заводов занято военной работой, подготовкой к войне и военной экономикой, фактически все тайны завода становятся государственными тайнами, и угроза заключения, концентрационного лагеря, или смерти нависает над большинством рабочих и их семьями. Изоляция рабочего завершена. Но это еще не все. Указ об экономике военного времени от 4 сентября 1939 г. предусматривает тюремное заключение или смерть для любого, «кто уничтожает, прячет или продает сырье или продукты, необходимые для удовлетворения жизненно важных нужд народа, и тем самым злонамеренно подвергает опасности удовлетворение этих нужд (Раздел I).[833]
Уголовное законодательство было ужесточено, были созданы специальные суды. Мы должны прийти к выводу, что теория общности, фабричное руководство, советы доверия, Трудовой фронт и фабричные войска имеют только одну функцию: они являются механизмами для манипуляции рабочим классом, для учреждения авторитарного контроля, для уничтожения естественных различий, созданных трудом, обучением и занятиями, для изоляции каждого отдельного рабочего от его семьи, и для создания элит. Все это не просто отвечает военным требованиям; это и есть структура организации труда и других общественных отношений.Предприниматели и менеджеры, которые принадлежат к группам и палатам, обязаны, как гласит указ, быть скромными и честными в своей экономической деятельности. Грубое нарушение наказуемо предупреждением, выговором, или штрафом, или потерей права исполнять обязанности в группах и палатах, наказания, которые не причиняют предпринимателю экономический ущерб, но наносят вред его политическому статусу. Специальные дисциплинарные суды были созданы для каждой провинциальной экономической палаты, а также один федеральный апелляционный суд. Это суды равных, состоящие из двух предпринимателей или менеджеров и председателя, назначаемого министром экономики по рекомендации президента национальной экономической палаты (в апелляционном суде четыре предпринимателя или менеджера и председатель).[834]
Контраст с общественными судами чести в трудовых отношениях является поразительно откровенным. Согласно хартии труда, каждый «член фабричной общности несет ответственность за добросовестное выполнение» обязанностей общности. Работодатели виновны в нарушении общественной чести, если они «злонамеренно используют свое властное положение на фабрике, чтобы эксплуатировать трудовую силу подчиненных или оскорблять их достоинство». Работники наказуемы, когда они «подвергают опасности трудовой мир злонамеренным подстрекательством подчиненных; когда члены совета сознательно присваивают себе право незаконного вмешательства в управление; когда они нарушают дух общности; когда они «неоднократно делают фривольные обращения… к трудовому распорядителю или активно нарушают его приказы; или когда они выдают фабричные тайны. Работодатели могут быть наказаны предупреждением, выговором, штрафом до 10 000 марок или потерей права быть руководителями фабрики. Максимальное наказание для работника — увольнение.
Общественные суды чести — это не суды равных. Провинциальные суды состоят из судьи, назначаемого совместно министерствами труда и юстиции, фабричного руководителя и члена совета, отбираемого из списков, подготовленных Трудовым фронтом. В федеральном апелляционном суде трое судей, руководитель фабрики и один член совета. Влияния рабочих нет. Их наказание намного более серьезно, поскольку увольнение угрожает лишить их средств к существованию, тогда как максимальное наказание для работодателя, потеря права руководить фабрикой, оставляет собственность нетронутой. Федеральный суд чести далее постановил, что работодатель может быть лишен руководства заводом на ограниченный срок только на одном заводе, если у него их несколько.
Фактически этот особый судебный механизм был немногим больше, чем украшением. В 1937 г. было подано 342 обвинения, в 1938 — 232, а в 1939 — только 142 156 процессов в 1939 г. были распределены следующим образом:
Чтобы непропорциональное число работодателей и подчиненных из числа подсудимых в судах чести не вводило в заблуждение, необходим дальнейший анализ этих процессов: