Беглая

Я не заставила просить дважды, но идти было не так просто. Я так сосредоточилась на туфлях, что даже не обратила внимания, как мы оказались в коридоре, пройдя сквозь стену. Я ничего не чувствовала, кроме собственных ног. Каждый шаг знаменовался оглушительным звоном и давался так тяжело, что порой я держалась за стены коридоров. Мой провожатый видел это, но не делал ни малейшей попытки меня поддержать. Он даже не смотрел на меня, и мне показалось, что он не смотрит по одной причине — ему запретили. Может, после того, как он невольно увидел меня голую на полу? И теперь мои туфли приобретали особый смысл — он слышал мое присутствие. Как и остальные, которые расступались и отводили взгляды. Им запретили на меня смотреть… Или они знали, что нужно отводить глаза, при звуке этих туфель.

Я повернулась к Селасу:

— Что это за планета?

Он проигнорировал вопрос.

— Я не имею права это знать?

— Ты знаешь ровно столько, сколько нужно.

Он не станет отвечать… Я оступилась, и чтобы не упасть, ухватилась за его руку. Удержалась, но заметила, что асторец отстранился. А у меня исчезли последние сомнения — он увидел то, чего не должен был видеть. Меня и его драгоценного господина. Значит, даже если я побегу… он не будет иметь права схватить меня!

Мы, наконец, достигли лифта, спустились на нижний ярус этого корабля-небоскреба. Сердце бешено плясало, руки похолодели. Я готовилась в нужную секунду сбросить туфли и бежать прочь. Знать бы, какое на этой планете время суток… Впрочем, все это показалось такой мелочью. Вскоре я стала улавливать, что воздух становился другим, а это значило, что выход совсем близко.

Селас свернул на одном из поворотов, и мы вошли в грузовой отсек. Кажется, грузовые порты были открыты, и тут чувствовалось незамкнутое пространство. На транспортере стояли гравитационные багажные ящики, суетились рабочие. Мы шли вдоль этой вереницы, и я уже почти чувствовала ветер. Вдруг асторец остановился, кивнул двум служанкам, стоящим в отдалении. Те открыли один из вертикальных ящиков, и я увидела, что он был занят одним-единственным мягким стулом.

Селас кивнул:

— Садись.

Я опешила:

— Что? В ящик?

— Садись.

Я озиралась в поисках выхода, покачала головой:

— Нет! Я пойду сама!

К счастью, я была почти уверена, что он не посмеет затолкать меня силой. Но асторец был предусмотрителен. Он кивнул девушкам, те без колебаний, в четыре руки, сунули меня в багажный ящик и захлопнули дверцу.

19

Здесь была кромешная темнота. Настолько черная, что приходилось касаться стула, на котором я сидела, чтобы сохранить равновесие. И полное отсутствие звуков. Первые мгновения захлестывала паника, что я попросту задохнусь. Но едва я почувствовала плавное движение этой коробки, тут же ощутила приток свежего воздуха. Влажного и густого. Ароматного. Так не похожего на сухой бесцветный воздух Эйдена. Если в багажном ящике не стояли какие-то фильтры, то на этой планете, судя по запаху, должна быть богатая флора и много воды. Впрочем, разве теперь это имело значение, если меня станут транспортировать, как багаж: от тюрьмы до тюрьмы.

Неожиданно чернота вокруг начала блекнуть, сереть, и я уже вполне отчетливо могла видеть собственные руки и стены своего крошечного узилища. Свет мягко сочился из узкой щели прямо над головой. Я поспешно стянула капюшон и жадно вдохнула полной грудью. Стало намного легче. Но это было лишь сиюминутное чувство, которое я хотела задержать, как можно дольше. Потому что совсем скоро страх неизвестности захлестнет с головой. Я начну трезветь от ударившего в голову адреналина, который едва не заставил наделать глупостей.

Я горько усмехнулась. Теперь даже не верилось, что всего несколько минут назад я, действительно, надеялась на побег. Я, похоже, отупела от страха и отчаяния. Потеряла рассудок. Рассуждала с совершенно детской наивностью. Побег… разумеется — ведь это так просто на незнакомой планете! Будто сбежать от старой няньки на садовой дорожке. Забиться в пышные кусты или укрыться на балкончике павильона. И хохотать, давясь и прикрываясь ладошкой, наблюдая, как она мечется, подобрав розовые юбки.

Я тряхнула головой — сама не понимала, откуда лезли эти образы. Но они были такими осязаемыми, реальными, красочными. От них веяло теплом. Вероятно, я хотела найти покой в своих видениях, почувствовать себя в том саду. Но это было трусостью, попыткой укрыться от реальности. А что было не трусостью?