Беглец

Лена сидела за столом в маленькой чистой светлой комнате. Напротив сидели двое ребятишек — мальчик и девочка лет пяти-шести. Они пили молоко из больших кружек и дружно оглянулись, когда вошли мы с Вениамином.

— Борис… — поднялась из-за стола Лена. — Как вы здесь? Откуда?

Видно было, что мой приход ее почти испугал.

— Проходите, раздевайтесь, садитесь. Надолго в наши края?

— Совсем ненадолго, — поспешил я ее успокоить.

Не раздеваясь, мы сели с Вениамином на лавку у двери.

— Снова иду по следу путника. Хочу написать повесть. С телевидения меня ушли и, кажется, навсегда. А я рад. Честное слово. Теперь вольная птица.

— А Андрея здесь нет.

— Я знаю. Переночую сегодня у Вениамина, а завтра к нему. Зашел посмотреть на тебя. Да… Это тебе порошки от Галдана. Просил пить еще два месяца. Тогда уже окончательно ничего грозить не будет.

— Спасибо.

— А это от Амиркула.

Я протянул ей четки из белого нефрита.

— Это их семейная реликвия. Каждый, кто берет их в руки, обретает согласие с самим собой и всеми остальными, кто этого достоин.

Лена осторожно взяла четки в руки.

— Лена, это что? — громко спросила девочка.

— Подарок от доброго человека. Как он?

— Леонид с Дубовым ему помогли. Сделали паспорт, дали денег на дорогу. Он хотел сначала со мной поехать, потом опомнился. «Зачем бежать за солнцем, если ночью можно хранить его в сердце, а утром оно снова появится». Уехал к себе, и, кажется, все у него в порядке.

— Слава богу, — глубоко передохнула Лена. — А я вот детками обзавелась.

— Прекрасные дети, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать.

— Ничего не прекрасные, — подал голос мальчишка. — Мы непослушные и Котю обижаем.

— Котя — наша кошка, — улыбнулась Лена.

— Я счастлив, что ты стала улыбаться, — тихо сказал я. — Улыбайся чаще. У тебя замечательная улыбка. Что сказать Андрею?

— Что у меня все хорошо.

— И все?

— Если он нас позовет, мы приедем.

— Никуда не поеду, — заплакала девочка. — Здесь хочу.

— Я больше не буду Котю обижать, — присоединился к ее реву мальчик.

Лена подхватила их на руки. Мы с Вениамином поднялись.

— До свидания.

— Может, еще увидимся когда, — неуверенно сказала Лена.

— Обязательно увидимся.

И когда мы уже растворили дверь, сказала:

— Я снова стала писать стихи.

— Пришли их мне. Без них моя повесть не напишется.

Лена долго смотрела на закрывшуюся за нами дверь. По щекам ее текли слезы. Девочка старательно вытирала их маленькой ладошкой, а мальчик сказал:

— Вырасту большой, буду сильный и всех, кто будет тебя обижать, убью.

Лена улыбнулась сквозь слезы и тихо сказала:

— Вырастишь, станешь сильным и будешь очень и очень добрым.

Сергей Иванович Кузнечкин долго вглядывался в меня, сидя на разобраной кровати.

— Корреспондент, что ль?

— Он самый.

— А меня вот ревматизма прихватила. Ни встать, ни сесть, ни на двор сходить. Ломает, мочи нет. Снова, что ль, сымать будешь?

— Да нет. Повидаться зашел. Передачу-то видели?

— А то. Тут опосля ее такой сабантуй начался, хоть в бега подавайся.

— Не понял. Чем вы-то не угодили?

— Танька та со стыда в город подалась, а меня мужики побить хотели.

— За что?

— За то, что про сожженную церковь свое соображение в полной мере обозначил.

— Пожалели?

— Приняли во внимание, что никого в конкретности по имени, фамилии не назвал. Хотя и мог. А потом еще такое соображение получилось. Как ни крути, а против правды не попрешь. Может, стыдно стало, может, еще чего. Чужая душа потемки. А только когда Андрей Павлович снова здесь объявился с намерением погорелое место в прежнем виде восстановить, потянулись друг за дружкой участие предлагать. Что особливо интересно, тот, который спичку чиркал, самый наипервейший у него сейчас помощник. Вот такие пироги, гражданин-товарищ корреспондент.

— Хорошо еще господином не назвали.

— Какой ты к хренам собачьим господин, если с нами об нашей сегодняшней жизни печалишься? Господа те нас в упор видеть не желают. Да и хрен с ними. Глядишь, еще на поклон прибегут.

— Где он сейчас? Строит?

— А то. Я бы тебя проводил, так спина проклятая. Отойду, так не хужей других участие приму.

— Спасибо вам.

— Мне-то за что? Я ведь только голос по мере разумения подаю. Что у всех на уме, то у меня на языке. Общественный орган получаюсь. Ты в низинке-то правой стороны держись. Там лывина подтаивать начала, неровен час угодишь. С головой укроет.

Лывину я с грехом пополам миновал, а дальше окольным проселком выбрался на возвышенный край села, откуда уже отчетливо был слышен стук топоров.

Двое мужиков обтесывали лежащие на земле сосновые бревна, а Андрей на пару с угрюмым, обросшим густой бородой мужиком, поднимали тяжеленную плаху на очередной венец сруба. Увидев меня, Андрей даже не поздоровался, а просто приказал:

— Помогай!

Я подбежал к бревну, ухватился за него руками. Лицо стоявшего ко мне вплотную бородача побагровело от напряжения. Но и втроем сил нам не хватило.

— Что, Палыч, не по пупку? — крикнул один из плотников.

— Уговорим, — весело отозвался Андрей.

Мужики вкололи свои топоры в бревно и, не особо торопясь, подошли на помощь. Впятером мы легко уложили бревно на место.