Бегом на шпильках

Не вызывает. Вляпалась. А Энди оказывается не таким уж и приличным, как навоображала себе моя мама; и я — как выясняется — тоже. То, чем мы занимаемся дальше, — восхитительно неприлично: по крайней мере, такого моя бледно-голубая прихожая еще не видела. (Крис, несмотря на свою преданность рок-н-роллу, редко когда позволял себе секс вне спальни. Сол же редко когда позволял себе секс и в спальне.) О! Да! Все это наяву. Чувствую себя зверем. Да, я хочу его, и плевать на все, кровь пульсирует так, что вот-вот вскипит, и мы движемся вместе, жестко, резко, его джинсы спущены до колен, мои трусики отдернуты на сторону, моя спина вжата в прохладную стену, да, да, так, еще, я никогда, это вовсе не я, но это я, он, мы, да, — как хорошо, о, подожди, о, черт, о, о, о-о-о!!! Мы проделываем это снова, на сей раз медленнее и спокойнее, в прохладной темноте гостиной, за задернутыми шторами. Энди не перестает произносить мое имя, и я чувствую, как толстая зеленая гусеница на глазах превращается в прекрасную бабочку.

Глава 35

Мы лежим, сплетенные, на моем афганском ковре.

— Ну что, ты все равно будешь брать с меня за жилье? — спрашивает Энди.

— Зависит от того, будешь ли ты доставать кое-что чаще, чем раз в месяц.

Я не смеялась так много с тех самых пор, как Франни обожгла себе подбородок паром, пытаясь вытащить питту из тостера. Всякие мелочи постоянно облепляют меня, словно мухи: только успевай работать мухобойкой. «Я не хочу, чтобы на моем ковре оставались пятна — все равно, от каких жидкостей». («Нэт, химчистка — замечательное изобретение».) «Энди, ты не мог бы переставить стакан с водой в центр стола: знаешь, любой нечаянный толчок — и он может упасть». («Нэт, постарайся с этим примириться, пусть это будет для тебя испытанием».)

Я стараюсь — и выхожу победителем. Ужасно трудно о чем-то беспокоиться, когда ты такая расслабленная. Если бы сейчас в квартиру ворвалось стадо разъяренных буйволов и отбило бы край у моего стеклянного столика, я бы лишь мило улыбнулась. В настоящий момент улыбка — это все, на что я способна. Мое тело тихонько гудит, и единственное, о чем я в состоянии думать, — это: я и Энди. Нэт и Энди. Мы, мы… по-другому все равно не скажешь. Да, мы трахнулись. Чувство — бесподобное. Он лежит, прижавшись ко мне: глаза закрыты, рука сжимает мою руку.

— Я не был уверен, нравлюсь ли я тебе, — тихонько говорит он вдруг. «Я тоже», думаю я. — И, — улыбка расщепляет его губы, — и я ждал хоть какого-нибудь знака с твоей стороны. Господи, это все равно, что томиться в ожидании Годо.

— Ну, по тебе это не очень-то было заметно, — жалуюсь я. — Я насчет тебя тоже была не уверена.

Я не добавляю, что и сейчас не очень-то уверена. Дальше-то что? Что все это означает? Первое попавшееся убежище от моросящего дождичка? Без сомнения, рядом с ним я чувствую себя очень уютно. Может, это какая-то шутка эволюции? С Крисом я тоже чувствовала себя уютно, когда он делал мне… ну, вы сами знаете, что… но все равно не так, как сейчас. Тогда это было скорее благодарностью, что ли: будто он помог мне найти ключи от машины. Теперь же это как сплав изумления и ужаса. Словно я поднялась на следующий уровень. Блаженство — да, но зато падать больнее.

Энди шепчет мне на ухо:

— Пойдем вместе в ванну.

Я напрягаюсь. Принимать ванну вдвоем — порочная выдумка, пришедшая в голову явно какому-нибудь женоненавистнику. Ладно, можно будет посушить волосы при свече.

— Да, пойдем, — тоненько блею я в ответ. Высвобождаюсь из объятий и натягиваю на себя его футболку, пытаясь отсрочить момент истины.

Поспешно покидаю тусклую безопасность гостиной: от моего счастливого состояния не осталось и следа. Мало утешает и то, что Энди, похоже, чувствует себя легко и непринужденно, — на грани самонадеянности, — расхаживая по квартире голышом. Он неторопливо идет по коридору, насвистывая что-то себе под нос, с блаженной самоуверенностью полностью одетого человека! Мое сердце трепещет: это вожделение вперемешку со страхом. Он как статуя Родена, — ну, разве что чуть помягче, — но это не имеет значения. Для меня он — само совершенство, мне хочется съесть его целиком. Вдруг соображаю, что сижу с открытым ртом, и немедленно стискиваю зубы, чтобы не поддаться жадности.

— Пытаешься рассмотреть получше? — говорит Энди с нахальной ухмылочкой на лице.

— Нет! Да! Да, точно, разглядываю тебя, такого шикарного мальчика!

— Мальчика? Мальчика! Натали, я не верю своим ушам! Мы же только что занимались этим! Какой удар по моему мужскому самомнению…

Он прикидывается потрясенным.

Я падаю в его объятья, вдыхая еще теплый запах секса. Запах опьяняет, и я борюсь с непреодолимым желанием втянуть его носом, словно бладхаунд.

— Так, значит, двух… — подыскиваю какую-нибудь изящную фразу, но не нахожу ничего более подходящего, — … э-э, моих оргазмов тебе мало? Ты, значит, хочешь еще, да?

Я заливаюсь краской. За всю свою жизнь я впервые произнесла вслух слово «оргазм» — если не считать того случая на уроке биологии, когда мы проходили амеб, и я перепутала его со словом «организм».