Бегство. Документальный роман

К концу подмосковной стоянки нам удалось починить палатки и утрясти режим дня. Подъем полагался в шесть часов, и это означало, что бригаде, дежурившей по лагерю, приходилось вставать в половине пятого утра, раскочегаривать полевую кухню, готовить кашу, кипятить воду для чая, а также варить суп на обед. Припасы наши состояли в основном из круп и гороха, макарон, черного байхового чая (самого низкого советского сорта) и сухофруктов на компот. Все, что только можно, приобреталось на месте – масло, яйца, фрукты, овощи… Пару раз за всю поездку мы даже шиканули и купили свежих кур. Кроме того, везде, где удавалось, мы рыбачили, а также собирали все, что попадалось по дороге, в лесу или заброшенных садах, будь то ягоды, грибы, черемша или дикие сливы. В основном наш рацион строился на манке-пшенке-овсянке и гороховом супе (который незатейливо прозвали «музыкальным»). Еще мы везли с собой подсолнечное масло, сгущенное молоко и скудный запас свиной тушенки. На завтрак и ужин каждой бригаде на дюжину человек выдавали по одной-единственной вожделенного банке подогретой тушенки – жирного соленого мяса, проложенного крошеным лавровым листом и перцом. В итоге каждому доставалось не больше столовой ложки. С таких харчей особенно не разъешься, тем более после физической работы на свежем воздухе, так что нам постоянно хотелось мяса. Преподаватели питались с нами из одного котла. С шоферами полагалось делиться овсянкой и супом, но столовались они отдельно от всей экспедиции, да и располагались чуть поодаль своим станом.

Примерно раз в неделю каждому из студентов выпадало дежурить костровым, то есть караулить и костер и лагерь, бодрствуя всю ночь. В первые же дни экспедиции распределились и постоянные экспедиционные обязанности: кого назначили ставить и разбирать палатки, столы, скамьи, кого – разгружать поклажу с грузовиков и собирать ее перед отъездом, а кому-то еще поручалось обустраивать полевую кухню и общую умывальню с ведрами и рукомойниками. Я отвечал за погрузку и разгрузку всей поклажи – чемоданов, рюкзаков, ящиков с приборами и образцами почв и прочая. Предполагаю, что этим назначением я был обязан мифу о еврейских интендантских талантах, а поскольку я был единственный еврей на всю экспедицию, то должность автоматически досталась мне.

Вот отрывок из моего дневника, где описываются первые впечатления от экспедиции. Костровым и дежурным по лагерю меня назначили на первой же стоянке, потому что очередность распределяли по алфавиту, начиная с самого конца. Первую ночь мы продежурили вдвоем с однокурсницей по имени Лена Шаповалова, и уже на рассвете, сидя у тлеющего костра, я занес в дневник первую запись того лета:

2 июня 1986. Первые петухи в деревне Мышкино. Удивительно, явно общаются петухи, переговариваются. Деревенские дела неведомы. Обжора костер. Печеная картошка – обжигалка губ. И раскричались птицы. А солнце-то где?

Сохранилось еще две записи о подмосковной стоянке:

4 июня 1986. Дорога на ферму. Пустая деревня. Девочки в коротких платьицах одинаковых. Церквушка-церковь. Купола – нормальная бурая маковка и странной формы второй – груша высушенная вверх ногами. Церковь 40-х годов 19 века. Красный кирпич. Хорошо сохранившаяся ограда. Чугун. … В ограде липы толстомясые, в бородавках кожи-коры, морщинах, слоноподобные. При приближении под гору – исчезает, а потом уже появляется собором, храмом. Где приход? Внутри два главных иконостаса… лики и роспись подростков по ликам (Брускин[1] – люди-слова). Терпеть не могу все же дневников опубликованных. Их пишут или для себя, или же заведомо для публикации (Сухотина-Толстая), тогда… Хоры резные. Чердак. Колокольня.