Мценск – старинный русский город, когда-то воспетый Лесковым в «Леди Макбет Мценского уезда» (1865). Шекспировские нотки слышны в заглавиях и темах русских повестей и рассказов, действие которых разворачивается в черноземной полосе России, – вспомните «Степного короля Лира» Тургенева. Это была цепочка ассоциаций, насквозь пронизывающих русскую культуру. Русские писатели, композиторы, живописцы и ваятели что-то брали у Запада, но взамен возвращали гораздо больше. Остановка в Мценске напомнило мне не только о Лескове и Тургеневе, столь противоположных друг другу по стилю и видению жизни, но и об опере Дмитрия Шостаковича по мотивам «Леди Макбет Мценского уезда». (Композитор позднее переработал оперу и дал ей новое название – «Катерина Измайлова».) В 1936 году Сталин побывал на премьере этой оперы и отдал Шостаковича на растерзание. 28 января 1936 года в «Правде» появилась разгромная передовица «Сумбур вместо музыки». Оперу Шостаковича о преступной страсти купеческой жены обвинили в «мелкобуржуазных формалистических потугах», объявили пощечиной русским классическим традициям, сняли со сцены и запретили. Наш автобус колесил по улицам Мценска, за окном появлялись, откуда ни возмись, то церковки прямо из западных учебников русской истории, то уродливые советские фабричные постройки, а я сидел неподалеку от наших непоколебимых сталинистов Ирины и Сергея, и от терзаемого сомнениями русского националиста Степаши. Мы были однокурсниками и пусть временными, но попутчиками, и мне меньше всего хотелось продолжать бессмысленные политические споры. Я хотел лишь только упираться глазами в русскую степь, которая уже распростерлась перед нами на горизонте, прекрасная и безразличная.
Осталась позади лесостепь, лиственные рощи и заливные луга. Мы въехали в Курскую область, где начиналась настоящая северная (луговая) степь. Когда-то здесь пролегали южные и юго-западные оконечности Московии. Эти места были одновременно и границей, и кордоном. Здесь, среди луговых просторов, деревья группируются вокруг озер и по берегам рек, там, где от природы больше влаги. В европейской части России полосы луговых степей тянутся от Курской области, где мы провели три дня в экспедиции, на юг и юго-восток и восток, до самого Черного и Каспийского моря и вплоть до Казахстана. Типы степей меняются в зависимости от широты и климата, так что на протяжении путешествия мы наблюдали русскую степь во всем ее разнообразии – от пышных луговых степей в окрестностях Курска и до опустыненных степей около Пролетарска, уже неподалеку от границы с Калмыкией. Само слово «степь» навевало ассоциации со свободой, с настежь открытыми пространствами и красотой нетронутой природы.
Вечером 13 июня мы раскинули лагерь неподалеку от Курска. Отсюда было каких-нибудь десять минут ходьбы до Центрально-Черноземного заповедника, который мы называли «Курским заповедником», а местное население – просто «заповедником». Это было одно из немногих мест, где все еще сохранились девственные степи, не знавшие плуга. Глубина пахотного слоя почвы там достигала метра; настоящая сокровищница плодородия по сравнению со скудными землями северных (бореальных) лесов, где началось наше путешествие – и где пахотный слой едва ли достигал десяти сантиметров. В заповеднике произрастали редчайшие виды растений. По степи бродили волки и лисы, как в стародавние времена, когда на этих землях паслись зубры, истребленные только к концу 17-го века. Издалека девственная степь напоминала лоскутное одеяло, сшитое из разноцветных кусочков, по преимуществу желтых и голубых. Взгляд останавливали так называемые «блюдца», то есть плоские круги-прогалины, разделенные бугристой землей. В первый же вечер на Курской стоянке, когда заканчивалась разгрузка скарба и установка палаток, я улизнул из лагеря, добежал до ограды заповедника и остановился, как зачарованный, вглядываясь в цветущую степь. На следующее утро я записал свои впечатления: