Бегство. Документальный роман

Мамины родители были очень разными людьми. Дед, Аркадий (Арон) Поляк – страстный, эмоциональный, азартный жизнелюб; бабушка – прагматичная, сдержанная, аскетичная. В судьбе не должно быть случайностей, но именно игра судьбы свела бабушку и деда. Получив диплом экономиста, бабушка по распределению оказалась в родном городе моих обоих дедов, Каменец-Подольске, куда ее направили на службу в местную бухгалтерию. В 1939 году дед, уже дипломированный инженер-связист, заехал в Каменец-Подольск после отпуска на Северном Кавказе. Он зашел в бухгалтерию, чтобы передать бабушке весточку от коллеги-инженера, одного из ее давнишних воздыхателей. Годом раньше этот инженер-москвич уже предлагал ей в письме руку и сердце, но бабушка ответила, что ее «жизненные планы пока не определились». Познакомившись с бабушкой, мой дед (которого коллеги по работе описывали как «высокого красавца») пригласил ее в гости в родительский дом, где жила его старшая сестра Соня. Чтобы соблюсти приличия, бабушка пришла с подругой. Устроили маленькую вечеринку, выпивали-закусывали, танцевали во дворе под неспелыми апрельскими звездами. Через несколько недель бабушка приехала к деду в Москву на Первое мая. Дедушка жил тогда в коммуналке, в крошечной каморке. «Нюся, если мы распишемся, – сказал он, – тебя силком обратно на Украину не отправят». Брак их нельзя было назвать «гармоничным», и в середине 1950-х годов бабушка и дедушка развелись, а через десять лет снова съехались. В отличие от своей младшей сестры, зачатой в триумфальные месяцы после победы над Германией и Японией, моя мама своим появлением на свет обязана пакту Молотова-Риббентропа, за подписанием которого последовало краткое предвоенное затишье. Мама родилась в Москве в мае 1940 года, ровно за один год, один месяц и три дня до вторжения нацистских войск в СССР.

Деда Аркадия Ильича не стало, когда мне было восемь лет, но я хорошо его помню. Даже на закате жизни, уже ослепнув (осложнение при запущенном сахарном диабете), он продолжать излучать душевную щедрость и мудрость, каких мне, пожалуй, не доводилось встречать ни в ком другом. На экране памяти фигура деда Аркадия обретает олимпийские размеры. Из разнообразных воспоминаний о нем особенно отчетливо рисуется вот какая сцена. Меня привели к деду в гости на улицу 8-го Марта в районе метро Динамо, я забежал к нему в кабинет и застал его за игрой в карты с друзьями. Они курили папиросы и пили водку из тонких рюмок, и дед потчевал друзей закусками, в изобилии расставленными на столике у широкого дивана. Для меня, советского первоклашки, в образе деда-гурмана, играющего в преферанс и выпивающего с приятелями – было нечто таинственное, заманчивое, исполненное духа свободы.