Читаем Бегство из пламени огня полностью

Но я знал, что если я хочу поделиться вновь приобретенными знаниями со своей церковью и со своими студентами, мне нужно будет глубже погрузиться в мое адвентистское наследие, дабы найти там нужные отправные точки. Когда мне впервые выпало преподавать историю адвентизма, я решил перечитать все девять томов Свидетельств для Церкви Елены Уайт. Охватывая период с 1855 по 1909 гг., Свидетельства заключают в себе советы Елены Уайт, обращенные к Церкви и к отдельным людям. Таким образом, они представляют собой взгляд на адвентистскую историю глазами Елены Уайт.

В юные годы я попытался пару раз углубиться в Свидетельства, но далеко продвинуться мне ни разу не удалось. Смутно припоминаю, что я просто отложил их в сторону. Но теперь, когда я твердо решил серьезно взяться за весь сборник, глаза у меня открылись. Принявшись за чтение, я быстро понял, почему предыдущие мои попытки не увенчались большим успехом. Я буквально видел клубы дыма, поднимающиеся от 1–го тома. Читать его было все равно что погружаться в самые резкие и нелицеприятные отрывки Ветхого Завета. Подробно здесь говорить не стану, но могу сказать, что я был полон удивления, но оно уже не имело ничего общего со страхом. И слава Богу!

Видите ли, мое решение взяться за докторскую диссертацию в области исследования Ветхого Завета было продиктовано прежде всего моим желанием разъяснить для себя резкий контраст между ветхозаветным Богом и Богом Нового Завета, между добрым Иисусом, заключающим Своих детей в нежные объятья, и Богом, повелевающим убивать младенцев; между Тем, Кто молился за Своих врагов, и Тем, Кто повелевал предавать их смерти. У Синая гибель грозила даже животным, рискнувшим подойти к горе слишком близко. Согласно учению христианской Церкви, которое есть учение обоих Заветов, Бог не знает перемен: «Я — Господь, Я не изменяюсь»[30]. А «Иисус Христос вчера и сегодня и вовеки Тот же»[31]. Христиане, конечно же, верят, что, согласно новозаветному учению, наш добрый Иисус есть также и Бог Ветхого Завета[32]. Так как же мне было совместить эти две противоречивые картины — Бога, убивающего детей, и Бога, их обнимающего?

Мое адвентистское наследие, вкупе с теми знаниями, которые я усвоил в Шотландии, вылилось в замечательную в своей простоте модель, которая, как мне кажется, описывает не только происходящее в мировом историческом масштабе, но и происходящее в сообществах поменьше — скажем, в адвентизме, и в жизни отдельного человека: например, с Еленой Уайт или даже со мной.

Если кратко, движение от Ветхого Завета к Новому — это движение от акцента на Божьем могуществе к акценту на Его благости; от страха, угроз и насилия к непосредственности, радости и нежности; от Бога убивающего (Синай) к Богу умирающему (Голгофа).

Но как такое может быть, если Бог не изменяется и остается тем же вчера, сегодня и вовеки? В мировом масштабе на ответ нам указывает адвентистское понимание великой борьбы между добром и злом: после известных событий в Едемском саду Бог отстранился, чтобы дать греху произвести присущий ему плод — себялюбие, увенчивающееся насилием, примером чему служат Каин, потоп и Вавилон. Затем, начиная с Авраама, чья родня поклонялась другим богам[33], Бог ведет Свой народ долгой дорогой от насилия обратно к нежности. Осторожно применяя насилие — язык, наиболее близкий жестоким людям, Бог — да, да, вы не ослышались — Бог как бы подталкивает их к нежному Иисусу, Божьему великому идеалу — к Иисусу, Который никого никогда не убивал; Который пальцем никого не тронул. Даже во время очищения храма Он переворачивал столы, а не набрасывался на людей[34].

Бог, когда нужно, крут нравом, а когда нужно — нежен, причем в обоих Заветах. Как выразился Павел в письме к коринфским верующим: «Чего вы хотите? с жезлом прийти к вам или с любовью и духом кротости?»[35]. Однако если говорить в целом, то я готов с жаром отстаивать свою точку зрения: переход от Ветхого Завета к Новому — это просто–напросто переход от силы к благости, от страха к радости вместе с Иисусом Христом, самым ясным откровением из всех. И многим из нас предлежит пройти такой же точно путь от страха к радости в своей собственной жизни.

Но есть еще один очень важный принцип, который я усвоил у Елены Уайт, а именно: «Непогрешимы только небо и Бог»[36]. Другими словами, ничто в Писании или в трудах Елены Уайт — или в нашей собственной жизни, не следует принимать за прямое отражение Самого Бога в Его абсолютной чистоте и святости. Все в Священном Писании указывает на Бога, но «непогрешимы только небо и Бог». Если говорить о нашем личном опыте, то здесь будет вполне уместна цитата из К. С. Льюиса:


Перейти на страницу:

Похожие книги

Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита
Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита

Этот сборник уникален по своему содержанию. В нем представлены материалы, позволяющие получить глубокое и ясное представление обо всех трех главных священных Писаниях Индии – Ведах, Упанишадах, Бхагавадгите. Собранные здесь статьи, переводы, комментарии принадлежат Шри Ауробиндо – великому мудрецу, провидцу, йогину. Его труды, посвященные древним писаниям, раскрывают подлинное величие этих Откровений высшей Мудрости, Света и Истины и зовут нас ступить на проторенный древними провидцами путь, обрести скрытую в нас истину и, опираясь на великие завоевания прошлого, устремиться к созиданию нового светлого мира, мира Гармонии и Совершенства.

Шри Ауробиндо

Религиоведение / Эзотерика, эзотерическая литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Хлыст
Хлыст

Книга известного историка культуры посвящена дискурсу о русских сектах в России рубежа веков. Сектантские увлечения культурной элиты были важным направлением радикализации русской мысли на пути к революции. Прослеживая судьбы и обычаи мистических сект (хлыстов, скопцов и др.), автор детально исследует их образы в литературе, функции в утопическом сознании, место в политической жизни эпохи. Свежие интерпретации классических текстов перемежаются с новыми архивными документами. Метод автора — археология текста: сочетание нового историзма, постструктуралистской филологии, исторической социологии, психоанализа. В этом резком свете иначе выглядят ключевые фигуры от Соловьева и Блока до Распутина и Бонч-Бруевича.

Александр Маркович Эткинд

История / Литературоведение / Политика / Религиоведение / Образование и наука