Читаем Бегство из пламени огня полностью

Как я уже указывал в 3–й главе, я смутно припоминаю, как я пробовал взяться за Свидетельства для Церкви, еще будучи подростком. Далеко я не продвинулся (так и не поняв, почему) и вскоре отложил их в сторону, не проникшись к ним при этом отвращением (насколько я помню). Чего никак не могу сказать о Вестях для молодежи[145], которые вызвали у меня неприязнь, едва я приступил к чтению этой книги. Двадцать лет спустя (в 1970–х) я вернулся к Свидетельствам для Церкви и прочитал все тома с превеликим интересом и большой пользой. Помимо прочего я усвоил важность контекста. Нудный перечень запретов, нанизанных, подобно бисеру на нитке, в Вестях для молодежи, вдруг стал вполне приемлемым и понятным, когда я увидел все эти запреты в Свидетельствах для Церкви в соответствующем контексте и с разумными доводами.

Однако не так давно я пришел к выводу, что я все–таки не такой, как все. Сейчас это для меня очевиднее, чем было тогда, когда я попал в адвентистскую школу–интернат для старшеклассников. Я не был своим в среде сверстников. Я серьезно относился к учебе и религии, и меня не влекли буйные подростковые проказы. Вероятно, я все еще чувствовал себя не в своей тарелке после возвращения моих родителей из миссионерской поездки, хотя с тех пор минуло уже более десяти лет. Мне отчаянно хотелось сойти за своего, но в подростковой среде чем больше стараешься понравиться, тем хуже у тебя это получается. Несколько лет назад на встрече выпускников мне передали, как отозвался обо мне один из моих бывший учителей: «Он был одним из самых необычных учеников, которых мы тут когда–либо видели». Может быть, и так. И вполне может быть, именно поэтому я и пишу эту книгу.

В годы учебы в колледже Уолла–Уолла я был требовательным к себе студентом, по–прежнему серьезно относился к занятиям и активно участвовал во внеурочных мероприятиях. Мне страшно хотелось доказать этому миру (и себе тоже), что я на что–то способен. В течение трех лет я делал доклады на семинарах у Дж. Пола Гроува, посвященного, богобоязненного преподавателя богословского факультета. Он не только научил меня читать Библию, но и помог мне увидеть, насколько важны мотивы, которые скрываются за нашими «добрыми» делами. В мою неспокойную, пораженную эгоизмом душу стали проникать слабые лучи, высвечивавшие притаившееся там зло.

И, как уже было сказано, именно Дж. Пол Гроув познакомил меня с высказываниями Елены Уайт об инспирации в первом томе Избранных вестей, с. 15–23. Не так давно я поинтересовался у него, как так получилось, что он наткнулся на эти высказывания так скоро — ведь книга Избранные вести вышла в свет в 1958 году, а я поступил на богословский факультет колледжа Уолла–Уолла в 1961. Пол не сумел вспомнить, как это было, но я все равно благодарен ему за то, что он нашел эти слова и поделился ими со своими студентами.

Приступив к занятиям в колледже, я начал отмечать для себя некое несоответствие в довольно распространенной точке зрения на богодухновенные писания, которая в многочисленных фундаменталистских кругах стала почти что поговоркой: «Если вы найдете в Библии хоть одну ошибку, значит, можно поставить под сомнение все Писание». Адвентисты произносят эти слова не так уж часто, но эта концепция, безусловно, витает в воздухе каждый раз, когда заходит речь об инспирации. Что касается меня лично, я знал, что я не брошу друга, если даже он вдруг «ошибется». Так почему же я должен поступать подобным образом с Библией? Я не хотел жить в постоянном страхе, что однажды я начну копаться в Библии и обнаружу там нечто, о чем очень сильно пожалею.

3. Университет Андрюса: Библия и богословие

Окончив в 1965 году колледж Уолла–Уолла, я сразу же отправился поступать на богословский факультет Университета Андрюса. В то время в университете было неспокойно. Четыре преподавателя попали под огонь критики за «ересь» или нечто подобное, только под более утонченным названием. Все четверо потеряли работу; при этом только трое остались адвентистами. С чего у них начались неприятности? Вот лишь один пример: однажды на занятии один из преподавателей заметил вскользь, что Нагорная проповедь Христа, вполне вероятно, представляет собой компиляцию. Тут же вверх взвился лес рук: «А сестра Уайт говорит, что это было весной и слушавшие Его люди расселись на покрытых зеленой травой склонах». Он ответил просто, но на нас его ответ произвел гнетущее впечатление: «Мне бы тоже хотелось так думать, ребята, но как быть человеку, если он испил чашу истины, а она оказалась горькой?»

По моим нынешним представлениям эту дилемму Нагорной проповеди можно легко решить с помощью «двоякого» подхода, если рассматривать ее как компиляцию из выдержек, взятых из проповеди, в самом деле имевшей место. Но для большинства глубоко религиозных людей примириться с таким подходом будет непросто, и произойдет это не сразу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита
Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита

Этот сборник уникален по своему содержанию. В нем представлены материалы, позволяющие получить глубокое и ясное представление обо всех трех главных священных Писаниях Индии – Ведах, Упанишадах, Бхагавадгите. Собранные здесь статьи, переводы, комментарии принадлежат Шри Ауробиндо – великому мудрецу, провидцу, йогину. Его труды, посвященные древним писаниям, раскрывают подлинное величие этих Откровений высшей Мудрости, Света и Истины и зовут нас ступить на проторенный древними провидцами путь, обрести скрытую в нас истину и, опираясь на великие завоевания прошлого, устремиться к созиданию нового светлого мира, мира Гармонии и Совершенства.

Шри Ауробиндо

Религиоведение / Эзотерика, эзотерическая литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Хлыст
Хлыст

Книга известного историка культуры посвящена дискурсу о русских сектах в России рубежа веков. Сектантские увлечения культурной элиты были важным направлением радикализации русской мысли на пути к революции. Прослеживая судьбы и обычаи мистических сект (хлыстов, скопцов и др.), автор детально исследует их образы в литературе, функции в утопическом сознании, место в политической жизни эпохи. Свежие интерпретации классических текстов перемежаются с новыми архивными документами. Метод автора — археология текста: сочетание нового историзма, постструктуралистской филологии, исторической социологии, психоанализа. В этом резком свете иначе выглядят ключевые фигуры от Соловьева и Блока до Распутина и Бонч-Бруевича.

Александр Маркович Эткинд

История / Литературоведение / Политика / Религиоведение / Образование и наука