Бегство из пламени огня

Вы не поверите, но именно так все и произошло. И не в последнюю очередь благодаря Елене Уайт, а именно ее комментарию на притчу Иисуса об овцах и козлах из 25–й главы Евангелия от Матфея[152]. У меня словно камень упал с души, когда я прочел ее слова о спасении тех, кому не довелось в своей жизни услышать имя Христа. В «день великого суда», писала она, решение будет приниматься «на основании единственного критерия». «Вечная участь» всех, кто предстанет перед Богом, «будет зависеть от того, что они сделали или чего не захотели сделать ради Него для бедных и страдающих»[153]. Далее, говоря о язычниках, которые не слышали имени Иисуса, но которым «присуща душевная доброта», она утверждает, что «они не погибнут»[154].

Но тут может возникнуть вопрос: какое все это имеет отношение к добрым шотландцам, которые слышали имя Христа несчетное количество раз? Вообще–то самое непосредственное. Может ли так случиться, что с христиан Бог будет спрашивать за правильные доктрины, а со всех остальных — за правильные поступки? Едва ли. Если я правильно понимаю 25–ю главу Евангелия от Матфея, вопрос вовсе не в доктринах. Бог подходит ко всем людям с одной и той же меркой, независимо от того, слышали они об Иисусе или нет.

Пытаясь разрешить эту «проблему», я, к немалой своей досаде, обнаружил, что где–то в глубинах моего сердца гнездится подозрение (которого я никогда не высказывал вслух), что, если я желаю спасения своим ближним, я должен убеждать их соблюдать субботу и становиться адвентистами седьмого дня. Основанием для подобного подозрения вполне может служить 3–я глава Книги пророка Иезекииля: если они погибнут от того, что ты их не предостерег, то ты погибнешь вместе с ними.

В то же время, однако, окажись я на месте своих ближних, у меня вызвали бы отторжение чьи–то попытки убедить меня в том, что я заведомо не прав и что я должен принять чужие взгляды, иначе мне не видать спасения как собственных ушей. Указав мне на Священное Писание, Елена Уайт помогла мне прозреть. Ведь в Писании об этом сказано совершенно четко. Просто раньше я этого почему–то не видел.

Когда все сомнения рассеялись, я понял, что мы можем вернуться в Шотландию. Мы горели желанием сблизиться с шотландцами, одарить их своей любовью, надеясь при этом, что они откроют для себя и примут те истины, которыми мы так дорожим, с тем лишь отличием, что теперь я мог любить их, «завлекать» их истиной, не чувствуя себя обязанным чего–то от них добиваться. Мои собственные религиозные убеждения оставались твердыми. Мне не нужно было в этом смысле чем–то поступаться. Просто раньше я на очень глубоком, практически подсознательном уровне считал, что должен навязываться людям, подталкивать их и даже запугивать. Потому–то я и отгораживался от этого чувства долга своей диссертацией. А теперь я мог спокойно препоручить все, что связано с «навязыванием», в Божьи руки. Это дело Духа Божье го, а не мое. Я буду свидетельствовать, а Дух пусть обличает и убеждает.

Напоследок хочу отметить, что по моим представлениям многие адвентисты вполне согласны увидеть доброго язычника в Царстве Небесном, но с гораздо меньшим энтузиазмом отнесутся к доброму баптисту или к доброму католику. Ростки подобного рода мышления я находил в своей собственной душе, пока Господь не вырвал их с корнем с помощью 25–й главы Евангелия от Матфея и книги Желание веков.

Мы и вправду вернулись в Шотландию в 1979 году. На этот раз мы подружились с пастором государственной церкви Шотландии и его женой, с супружеской четой из «Христианской науки», с семьей «плимутских братьев», в том числе и с их семьей в широком смысле. Мне кажется, мы сумели приблизиться к идеалу, показанному нам Христом, то есть стали относиться к людям так, как нам хотелось бы, чтобы они относились к нам. Вторая великая заповедь Иисуса обрела для меня реальный смысл: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»[155].

6. Жизнь в Шотландии: адвентистский образ жизни и все, что с этим связано

Я хочу обрисовать вам жизнь и образ мысли посвященного, сознательного, консервативного адвентиста, переехавшего в Шотландию из «адвентистского гетто» в Соединенных Штатах. Не забывайте: речь идет о начале 1970–х годов; некоторые из затронутых проблем уже утратили свою остроту спустя тридцать лет. А в то время мы столкнулись с четырьмя серьезными препятствиями, причем «столкнулись с препятствиями» — это еще мягко сказано. Я перечислю эти проблемы в порядке возрастания их напряженности для меня лично — у Ванды этот порядок был бы иным. Кто знаком с трудами Елены Уайт, те увидят, что все четыре «препятствия» уходят корнями в «консервативный» подход к ее произведениям.