Бегство из сумерек

Она приносит в большом коричневом глиняном кофейнике дымящийся кофе. Присаживается рядом и наливает мне в чашку. Кофе пахнет приятно, и я с облегчением обнаруживаю, что запаха горького миндаля, нет. Впрочем, если разобраться, я все равно не знаю, как пахнет горький миндаль.

— Если хотите, можете переночевать здесь. Одна комната свободна.

— Благодарю вас, — отвечаю я, хитро прищурившись. Она не смотрит на меня и протягивает за кофейником узкую ладонь.

— Благодарю вас, — повторяю я. Она не отвечает. Притворяется? Кажется, она собирается мне что-то сказать, бросает на меня быстрый взгляд — но передумывает и не говорит ничего. Откинувшись на спинку стула, с чашечкой кофе в руке, я тихо посмеиваюсь.

— Есть волки, и есть овцы, — изрекаю я то, что не раз уже изрекал. — Вот вы, например, кто будете?

— Ни то, ни другое, — отвечает она.

— Значит, вы — овца! — заявляю я. — Волки знают, кто они такие, для чего они нужны. Я вот — волк.

— Действительно, — соглашается она, по-видимому устав от моей философии и не понимая ее. — Лучше ложитесь в постель, вы ведь устали.

— Прекрасно, — легко соглашаюсь я. — Раз уж вы настаиваете.

Она отводит меня наверх, в комнату, выходящую окнами на неосвещенную улицу, и желает спокойной ночи. Закрыв дверь, я долго прислушиваюсь, ожидая звука поворачивающегося ключа, но ничего не слышу. В комнате высокая старомодная кровать, простая лампа с абажуром из двух слоев бумаги, между которыми располагаются высушенные цветы, пустой книжный шкаф и деревянный стул, покрытый искусной резьбой. Кончиками пальцев я прикасаюсь к нему и от удовольствия вздрагиваю. Потом стаскиваю с кровати стеганое одеяло и рассматриваю простыни: они чистые и пахнут свежестью. Две белоснежные подушки мягки и уютны. Выбравшись из костюма и сняв ботинки, я выключаю свет и, слегка вздрогнув, опускаюсь на простыни. Засыпаю быстро, хотя еще не так уж и поздно. Я уверен, что проснусь на рассвете.

Когда бледные солнечные лучи начинают пробиваться сквозь занавески, я открываю глаза. Лежа в постели, пытаюсь снова погрузиться в сон, но не могу. Отбросив одеяло, встаю и подхожу к окну.

Невероятно: огромный заяц несется по улице, следом мчится ревущий грузовик, но заяц никуда не сворачивает. Я взволнован до предела. Толкнув дверь, вылетаю в коридор и с шумом врываюсь в комнату хозяйки. Она спит; одна рука вытянута поверх одеяла и ладонь свешивается с края кровати, белые плечи исполнены жизни. Я вцепляюсь в ее плечо, чтобы боль заставила ее проснуться. Она вскрикивает и, дрожа, садится.

— Быстрее! — кричу я. — Идите смотреть. На улице — заяц!

— Уходите, я хочу спать, — говорит она. — Хочу спать!

— Нет! Вы должны посмотреть на зайца. Как он сюда попал?

Она неохотно встает и идет за мной. Я бросаюсь к окну и с облегчением убеждаюсь, что заяц еще там.

— Смотрите!

Она стоит рядом и тоже изумлена:

— Бедняжка, мы должны его спасти.

— Спасти?! — Я потрясен. — Спасти? Нет, я убью его, и мы сможем его съесть.

Ее передергивает:

— Как вы можете быть так жестоки?

Заяц скрывается за углом. Я в ярости, все нервы натянуты до предела.

— Он убежал!!

— Наверное, это к лучшему, — говорит она примирительно. Я разъяряюсь настолько, что начинаю даже всхлипывать. Она трогает меня за руку: — Что случилось?

Я сбрасываю ее руку, но через мгновение оказываюсь рыдающим на ее груди. Она похлопывает меня по спине, и мне становится легче.

— Можно, я пойду к вам в постель? — шепчу я.

— Нет, — спокойно отвечает она. — Вам надо отдохнуть.

— Умоляю! — настаиваю я, но она вырывается и отступает к двери.

— Нет! Отдыхайте.

Я иду за ней, возбужденный, с горящими глазами.

— Вы кое-что должны мне, — злобно бормочу я. — Вы все должны мне!

— Уходите! — со страхом просит она, и угроза в голосе сменяется отчаянием. Я выхожу в коридор вслед за ней. Она бежит, но и я бегу и успеваю схватить ее, прежде чем она доберется до своей комнаты. Она пронзительно кричит. Я сжимаю ей пальцы и медленно отгибаю назад, одновременно зажимая ей рот, чтобы прекратить эти жуткие крики. Кости, окруженные тонкой, бледной плотью, ломаются. Не все сразу. Я вонзаю зубы в сухожилия, кровь сочится мне в рот. Убивая ее, я плачу.

Зачем она выпила мою душу через нанесенные ею раны и я стал волком? Или зверь всегда таился во мне, и достаточно было причинить ей боль, чтобы ярость вырвалась на свободу?

Но — она мертва.

Я забыл об этом и искал ее в этом чудесном городке.

Теперь мертва и другая.

Пусть убийство поглотит меня, покуда я не превращусь в безвредную жалкую песчинку, защищенную ничтожными размерами…

О Боже, моя кровавая возлюбленная…

Всепоглощающая страсть (Пер. с англ. Н. М. Самариной

Я осторожно крадусь по мягким, сухим стружкам. Вокруг смутно вырисовываются очертания покрытых брезентом штабелей бревен. Именно в такие темные, как эта, ночи, я особенно наслаждаюсь своей работой; плоды моих трудов тогда видны гораздо лучше.