Бегство от свободы

Это утверждение бросает вызов общепринятой вере в то, что, освободив человека от всех внешних ограничений, современная демократия обеспечила истинный индивидуализм. Мы гордимся тем, что мы не подчиняемся никакой внешней власти, что мы свободны выражать наши мысли и чувства, мы уверены, что такая свобода почти автоматически гарантирует нашу индивидуальность. Право выражать свои мысли, впрочем, имеет какое-то значение только в том случае, если мы способны собственные мысли иметь; свобода от внешнего авторитета – долговременное достижение только в том случае, если внутренние психологические условия таковы, что мы способны создать собственную индивидуальность. Достигли ли мы этой цели или по крайней мере приближаемся ли к ней? Эта книга посвящена человеческому фактору; ее задача, таким образом, подвергнуть этот вопрос критическому анализу. Делая это, мы продолжим темы, затронутые в предыдущих главах. Обсуждая два аспекта свободы современного человека, мы указали на экономические условия, способствующие в наше время растущей изоляции и бессилию индивида; при рассмотрении психологических результатов мы показали, что такое бессилие ведет или к такому виду бегства, который характерен для авторитарного характера, или к вынужденному конформизму, благодаря которому изолированный индивид превращается в автомат, теряет свое «я» и тем не менее осознанно считает себя свободным и подчиняющимся только себе.

Важно рассмотреть, как наша культура способствует тенденции к конформизму, хотя здесь есть место только для нескольких значимых примеров. Подавление спонтанных чувств и тем самым развития подлинной индивидуальности начинается очень рано, с первых шагов обучения ребенка. Я не хочу этим сказать, что воспитание неизбежно ведет к подавлению спонтанности, если настоящая его цель состоит в поощрении внутренней независимости, развитии личности ребенка, росте ее целостности. Ограничения, которые такой вид воспитания может накладывать на растущего ребенка, являются преходящими мерами, которые на самом деле способствуют процессу роста и развития. В нашей культуре, впрочем, воспитание слишком часто приводит к уничтожению спонтанности и замене оригинальных психических актов навязанными чувствами, мыслями и желаниями. (Под оригинальными я не имею в виду, как уже говорилось, того, что идея никогда не рождалась у кого-то еще; она возникает у индивида как результат его собственной активности и в этом смысле это его мысль.) Иллюстрацией этого, пусть и довольно произвольной, служит одно из самых ранних ограничений чувств – подавление враждебности и неприязни. Для начала следует сказать, что большинство детей проявляют некоторую враждебность и бунтарство как результат конфликтов с окружающим миром, которые проявляются в подавлении экспансивности, чему, как слабая сторона, ребенок обычно вынужден подчиняться. Одной из главнейших целей воспитательного процесса является устранение этой антагонистической реакции. Методы бывают различными – от угроз и наказаний, пугающих ребенка, до подкупа и «объяснений», которые смущают ребенка и заставляют отказаться от враждебности. Ребенок начинает с отказа от выражения своего чувства, а со временем и от чувства как такового. Вместе с этим он учится подавлять осознание враждебности и неискренности других; иногда это дается ему нелегко, потому что дети обладают способностью замечать такие отрицательные качества – их труднее обмануть словами, чем взрослых. Ребенок по-прежнему испытывает неприязнь к кому-то «без всякой причины» – если не считать той очень веской причины, что он чувствует неприязнь и неискренность, исходящие от этого человека. Такая реакция не поощряется, и ребенок вскоре достигает «зрелости» среднего взрослого и утрачивает ощущение разницы между достойным человеком и негодяем, если только последний не совершает какого-то вопиющего поступка.

С другой стороны, ребенок достаточно рано обучается чувствам, которые не «он» испытывает, особенно симпатии к людям, некритическому дружелюбию, улыбчивости. Чего не удается достичь воспитанием, обычно позднее происходит под общественным давлением. Если вы не улыбаетесь, вас считают лишенным «личной приятности» – а личная приятность вам нужна, если вы хотите продать свои услуги как официантка, продавец или врач. Только люди в самом низу социальной пирамиды, продающие всего лишь свой физический труд, и те, кто на самом верху, не нуждаются в том, чтобы быть особенно «приятными». Дружелюбие, жизнерадостность и все, что должна выражать улыбка, делаются автоматическим откликом, который человек включает и выключает, как электрическую лампочку.

Несомненно, во многих случаях человек осознает, что просто делает необходимый жест; однако чаще всего он теряет такое осознание и тем самым способность отличать псевдочувство от спонтанного дружелюбия.