Бегство со Светлого берега

Шахматный столик окончательно исчез с веранды. Мимолетная фигура в норфолкской куртке и башмаках также больше не появлялась на углу, когда она выходила в город. Но однажды произошла встреча, которая хоть и не тронула ее до глубины души, все же была ей крайне интересна. Она стояла у стойки кафе и собиралась взять погнутую алюминиевую столовую ложку и вилку с углового стола (ножи здесь не полагались), когда заметила, что женщина, стоявшая за ней в очереди, уставилась на нее своими печальными бусинками-глазами. Дарья села за столик у большого окна, откуда во время еды могла развлекать себя, наблюдая за прохожими. Та женщина, немного поколебавшись, с подносом в руках двинулась прямо к ней — хотя в помещении было достаточно свободных мест — и тронула стул напротив Дарьи с умоляющим взглядом, еще более выразительным, чем извиняющееся бормотание, с каким она попросила разрешения сесть рядом. Одинокая душа, недоброжелательно подумала Дарья, но потом решила, что и сама она тоже одинока, и улыбнулась в знак согласия, хотя и вынужденного. Женщина начала разговор обычным гамбитом. Впервые ли ее соседка на Светлом Берегу? Близко ли от моря она остановилась? Как ей здесь нравится? Дарья отвечала с ледяной вежливостью, и женщины принялись за еду в молчании. После нескольких движений вилкой соседка опустила ее и буквально не дала Дарье Львовне поднести ложку супа ко рту, наклонившись вперед и спросив тихим голосом:

— Вы меня не помните?

Дарья положила ложку, слабо улыбнулась и сказала:

— Боюсь, что нет. А мы знакомы?

— У нас есть общая знакомая, Смирнова. Вера Ивановна Смирнова. Вера Ивановна и я работали вместе в Библиотеке иностранной литературы. Вы приходили туда за английскими книжками. Я работала там в бухгалтерии.

Смутные образы возникли в сознании Дарьи. Вот Вера Ивановна появляется над склоненными головами в глубине библиотеки, чтобы поздороваться с ней у стойки. Вот чье-то лицо — то самое, что сейчас напротив нее? — поднимается из-за чужих голов, смотрит на нее, словно желая удостовериться, кто это, и вновь склоняется над бумагами.

— Вера Ивановна говорила мне, что вы здесь, — сказала Дарья. — Вы, кажется, живете где-то наверху? И вас будто бы (улыбаясь) тоже зовут Верой Ивановной? Но я не помню, чтобы видела вас в библиотеке.

— Вера Ивановна рассказывала вам обо мне?

Лицо Дарьи погрустнело.

— Она сказала, что вы… что вас долго не было…

Постепенно напряженность спала; как только у женщин появился подходящий предмет для разговора в лице общей подруги, им нашлось много чего сказать друг другу.

— Вы, наверное, близкая подруга Веры Ивановны?

— Да, — подтвердила Дарья. — Но у вас с ней более долгое знакомство.

— Она была совсем ребенком, когда мы познакомились. Мы называли ее Малышкой, потому что у нас было три Веры Ивановны.

Дарья улыбнулась.

— Я знаю. Она рассказала мне, как вы пришли к ней, когда она была здесь в последний раз.

— В самом деле? — Вера Ивановна была явно взволнованна. — А она рассказывала вам о своем англичанине?

— Она говорила мне, что познакомилась с англичанином, отдыхавшим в санатории, — холодным тоном ответила Дарья; но ей было так любопытно узнать побольше об английском джентльмене, что она едва ли не с нетерпением согласилась на предложение новой знакомой закончить разговор за чашкой чая. Из кармана своего обвисшего жакета Вера Ивановна извлекла пластиковый пакет, а оттуда половинку лимона и коротенький ножик с черной ручкой. Восхищенная ее предусмотрительностью, Дарья смотрела, как та отрезает тонкие ломтики лимона.

— В кафе должны бы давать посетителям ножи, не правда ли? Или они боятся, что мы унесем их домой?

— Они, быть может, боятся, что люди перережут друг друга.

Женщины рассмеялись, оглядывая немногочисленных посетителей кафе, мирно поедавших щи или жевавших кусочки мяса, слишком мягкие и волокнистые, чтобы для них нужен был нож.

— На мой взгляд, Малышка очень сильно изменилась, — начала Вера Ивановна.

— Неужели? А мне кажется, мало кого так пощадили годы, как Веру Ивановну. По-моему, она все еще выглядит молоденькой девушкой — ни одного седого волоска, почти нет морщин, и фигурка все такая же тонкая и гибкая…

— О, не внешне, я имела в виду ее поведение.

— Поведение? Я всегда считала Веру Ивановну образцом для подражания, не в упрек нам будь сказано. Поначалу она может показаться немного чопорной, но скоро понимаешь, что это всего лишь застенчивость. Не знаю человека добрее и терпимее.

— Да, да! Я очень люблю Малышку, но она так странно вела себя, когда была здесь в последний раз: лежала на пляже раздетая с мужчиной — иностранцем из санатория — и все время обнималась с ним на вершине скалы.

— Ради Бога! Откуда вы все это взяли?

Вера Ивановна, казалось, немного смутилась.

— Мне говорила Тамара, — сказала она.

— А откуда Тамара, которая целыми днями сидит в газетном киоске, могла знать что-то о Вере?

— Из самого надежного источника — ей рассказала хозяйка.

— Клавдия Михайловна?! И вы поверили тому, что эта злая ведьма наболтала про вашу подругу?

— Но ведь это правда. Я и сама кое-что видела.