— И все же, — задумчиво произнес Васька, — судьбы людей и кошек переплетены неразрывно. В Древнем Египте мы были богами, и я слышал, что еще до изобретения часов китайцы узнавали время, заглядывая в наши светящиеся глаза. Мисс Люси, моя добрая хозяюшка в Ленинграде, читала своим братьям и сестрам историю о бедном мальчике, ставшем лорд-мэром Лондона. Он сумел заработать много денег, продав кошку в одном заморском королевстве, страдавшем от крыс. Насколько я знаю, церковные колокола в Лондоне до сих пор отмечают это событие: «Вернись, Уиттингтон, лорд-мэр Лондона, лорд-мэр Лондона…». Как-нибудь я расскажу тебе сказку про Кота в Сапогах, которая, как и всякая история, есть по сути история предательства и продажности. Но люди сделали многое, чтобы сохранить древний род кошек. Сами по себе мы, кошки, могли бы и не открыть удовольствия есть рыбу, особенно жареную или вареную. Мне приходилось слышать, как кошки ловят рыбу с берега, но, поверь, вкус к рыбе они обрели у бивачных костров. Непохоже также, что тебе или мне доведется еще пить из блюдца молоко, которое можно назвать национальным кошачьим блюдом. Если, конечно (вздох), мисс Люси не приедет в Грустное и не заберет меня назад в Ленинград. Но вернемся к
— Как только я научился ходить, мама хотела отвести меня назад, в деревню. Она не могла поверить, что люди, с которыми она прожила всю жизнь, будут так жестоки, что прогонят нас прочь. И еще она думала, что моя белая шкурка окажется мне на пользу — в деревне нет ни одной белой кошки.
— Верно, — прервал ее Васька. — В наши дни редко встретишь белую кошку. Было, как я знаю, время, когда во время голода в Москве все кошки были белые. Этим мы обязаны, несомненно, случаю — очевидно, одна белая кошка уцелела, когда все пестрые были съедены. А когда пестрые и черные кошки стали вновь появляться в Москве, там часто можно было встретить белую кошку с полосатым хвостом или лапами — явление дотоле, я думаю, неизвестное. Но это я говорю по слухам, сам я жил, как уже говорил, в Ленинграде.
— А в Ленинграде не было белых кошек?
— В Ленинграде не было никаких кошек. Там было в порядке вещей, что дети вырастали, ни разу не видав кошки, кроме как в старых книжках с картинками. Своим существованием я обязан тому, что мисс Люси прятала меня в шкафу, время от времени принося мне еду и меняя песок. Перед этим она запирала дверь и задергивала занавески. Но вернемся к тебе. Как тебя зовут, малыш?
Котенок катался на спине у лап Васьки.
—
Васька снисходительно усмехнулся.
— Я вижу, что ты котенок, но у котят тоже есть имена. Как тебя зовет мама?
—
— Это просто ласкательные прозвища. Мы должны подобрать тебе настоящее имя. Подошел бы Снежок, но это собачье имя. Мы же не хотим, чтобы нам все время напоминали о собаках, правда? — Котенок вздрогнул. — Пушок, Белянка — всё это тоже собачьи имена. Многих котят-девочек, которых я знал, звали Мурочка, но это имя просто значит, что ты мурлычешь. Английская леди, приходившая давать уроки мисс Люси, называла меня Пусси. Она садилась возле меня на корточки и пела: «
— Я нашла мышиную нору, — гордо сказала Жемчужинка. — Мама-мышь куда-то ушла, и я слопала мышат.
Васькины глаза сверкнули.
— До чего же ты шустрый котенок! Твоя мама хорошо тебя воспитала. Покажи-ка мне свое прибежище.
Жемчужинка провела его к норе близ букового дерева, наполовину скрытой корнями ежевики. Васька одобрительно огляделся.
— Чисто, — сказал он. — Но тебе надо доесть эти хвостики и лапки, а то от них все место провоняет. Никогда не оставляй рядом с собой объедков, иначе всё будет кишеть червями.
— Мне и мама это говорит, но я не смогла их доесть, а выбросить было жалко. Может, ты их доешь?
— Ну, если ты так считаешь, я, пожалуй, не откажусь. — Васька отправил розовые остатки в уголок рта и, закрыв глаза от усилия, сделал два мощных движения своими ужасными резцами, прежде чем проглотить угощение. — За мною долг, — сказал он. — Что ты любишь больше всего?
Изумрудные глаза вновь сверкнули.
— Яйца! — воскликнула Жемчужинка. — Я обожаю яйца. Мама прикатывала их из курятника, а я разбивала их о камни и выпивала.