Бегство со Светлого берега

— Ну, здесь в лесу нет куриных гнезд, — отвечал Васька. — А дикие птицы обычно вьют гнезда так высоко, что кошке туда не забраться. Но я что-нибудь придумаю. А теперь, если ты не возражаешь, я поищу в округе что-нибудь для себя. Твоя чудная закуска лишь разожгла мой аппетит. Я полагаю, что найду тебя где-нибудь поблизости, когда вернусь. Не уходи далеко от дерева: сюда иногда забегают собаки.

Мама Жемчужинки так больше и не вернулась, но общество и покровительство Васьки скоро вытеснили ее из слабой памяти котенка. Васька преподал Жемчужинке много полезных уроков жизни в лесу, советуя ей никогда, кроме как в случае крайней нужды, не покушаться на лягушку, ибо лягушка, зажатая в зубах, может выпустить горькую пену. Он рассказал ей, что белки иногда спускаются со своих высот, чтобы попить воды, и белку можно подстеречь у лужицы, образовавшейся после дождя. Жемчужинка внимательно слушала его наставления, но иногда жаловалась на то, что он употребляет непонятные слова. Васька же уверял ее, что и она может расширить свой словарь под руководством более зрелого и опытного ума.

— Хочешь узнать, как из невежественного котенка, домашней игрушки, я вырос в мыслящего и проницательного кота?

— Если ты считаешь, что я смогу понять…

Васька не заставил себя упрашивать.

— Те годы, в которые сформировался мой характер, — начал он, ложась на землю и подбирая передние лапы под мощную грудь, — прошли, как я уже говорил тебе, в Ленинграде. Благодаря высоко образованной и интеллигентной семье, в которую меня поместила моя любящая мать, я имел возможность присутствовать на особых встречах, где свободно обсуждались литература и искусство, хотя политика была под запретом. Темы бесед охватывали предметы от кубизма и футуризма до здорового соцреализма. Иногда среди гостей случался знаменитый пианист, а еще хуже — сопрано, и поскольку людская гармония недоступна кошачьему роду, я забирался под кушетку и не вылезал оттуда, пока всё не закончится. Но, за этим исключением, у меня остались самые приятные воспоминания о моих ленинградских днях.

— Почему же ты там не остался?

— Можешь быть уверена, не по своей воле. Когда в жизни владельцев кошек случаются большие перемены, самих кошек редко — да просто-таки никогда — не спрашивают об их желаниях. Однажды меня посадили в корзинку с крышкой, засунули под сиденье в вагоне поезда и отвезли в село Грустное в семью Морозовых. Они говорили, что это только на каникулы, и я думаю, что они и вправду так думали, но Морозовы так полюбили меня, что решено было оставить меня у них. Мисс Люси горько плакала, но они уговаривали ее, что это делается для моего же блага. Во многих отношениях условия здесь и в самом деле были лучше; собака всегда была на привязи, а я люблю поохотиться, что, конечно, трудно осуществить в городе. Морозовы были очень добры ко мне, мне не на что жаловаться. У них был ребенок, который все время норовил дернуть меня за хвост, но за меня всегда кто-нибудь заступался. Я видел, как собственная мать шлепнула Петьку по руке, когда он приставал ко мне.

— Так зачем же ты убежал в лес?

— Обстоятельства непреодолимой силы, — туманно отвечал Васька, — Морозовы оказались кулаками.

Жемчужинке довелось слышать это слово мимоходом, когда ее мама остановилась на опушке Другого Леса поболтать со старой подругой, но она не была уверена в его значении.

— У них была корова? — спросила она.

— Целых две. Сначала к ним пришли какие-то люди из райсовета и записали все в книгу. А на следующий день они снова пришли и увели скотину. И тогда старик Лука — так звали моего хозяина — обезумел: он выбежал с топором и зарубил лошадь, а потом срубил большую старую иву в саду. Я видел все это, спрятавшись под лавкой. И тогда я подумал, что мне пора бежать оттуда. Старик Лука любил Сивку больше меня, а однако ж убил его. Вот с тех пор я и живу в лесу.

В норе у Жемчужинки часто бывало мокро и холодно, и Васька без труда убедил ее поселиться с ним, в его собственном, еще более высоком дупле. Места Жемчужинке там как раз хватало, чтобы, свернувшись калачиком, прижаться к его теплому пушистому животу. Когда снег уже таял, Васька сказал, что ночи скоро станут короче, мыши и зайцы начнут отходить от своих норок, белки будут спускаться, чтобы напиться из пруда, а утки займутся починкой своих гнезд в камышах. Весна, полная надежд для одних и опасностей для других, становилась все ближе. Бывало, что ночью Жемчужинка замечала, как Васька осторожно встает со своего места и покидает ее, прежде чем она успеет мяукнуть, и иногда она просыпалась на рассвете от холода и одиночества. Она сумела связать эти странные поступки с отдаленными завываниями, доносившимися из деревни, и всепроникающим запахом, приносимым ветром. Спустя какое-то время звуки и запахи прекратились, Васька снова спал все ночи рядом, а днем они вместе охотились. «Скоро, — сказал он нежно, — ты вступишь в положенный возраст, и я тебя больше никогда не оставлю. Ты станешь для меня всем».