Бегство в Египет. Петербургские повести

– А вот и мои спасатели, – весело сказал старичок, спрыгивая с лодки на берег. – Немов Иван Иваныч. Для друзей и людей хороших можно просто товарищ капитан Немов. – Он по очереди пожал нам руку, каждому заглядывая в глаза. – Вас я знаю, представляться не надо. Там, Игнатьич, что-то в моторном стукает, – обернулся он к дяде Коле, – вроде поршень, только звук больно звонкий.

– Не такой? – Дядя Коля изобразил звук зубами.

Старичок послушал и согласился.

– Ну так это я ключи обронил, когда давеча с мотором возился. – Дядя Коля вздохнул с досадой. – То-то, думаю, куда они затерялись? Мне ж поэтому и в комнату не попасть, третий день на автобазе ночую.

Только он упомянул автобазу, как я вспомнил про негодяя Ухарева и его крокодильский план.

– Дядя Коля, – сказал я тихо, будто здесь нас могли подслушать, – надо срочно…

Я показал наверх, в темноту, туда, где, по моим представлениям, находилась дяди-Колина автобаза.

– Знаю, хлопцы, спасибо, выручили. – На лицо дяди Коли Ёжикова набежала рябоватая тень. – А Шкипидарову, товарищу вашему, отдельное героическое спасибо…

Дядя Коля опустил голову. Что-то было в его позе такое, что заставило меня крупно вздрогнуть.

– Дядя Коля, – спросил я медленно, – Шкипидаров, он что, того?..

Что «того», я выговорить не смог, за меня закончил Щелчков.

– В смысле мёртвый?

Лицо его стало серое.

– Вот ведь черти! – Дядя Коля перекрестился. – Обязательно им мёртвого подавай. – Дядя Коля посмотрел на нас строго и сказал, кусая свой будённовский ус: – Рано списывать товарища вашего, хлопцы, рано. Просто ваш товарищ временно покинул ряды бойцов. Как бы это объяснить покультурней… – Дядя Коля вынул из кармана комбинезона железный болт, повертел им немного в пространстве между собой и нами, сказал «оп!» и спрятал болт себе за спину. – Взяли, в общем, вашего товарища в плен, и находится теперь ваш товарищ, как этот болт, неизвестно где, поняли?

– Я – наверх, – сказал я, представив, как Шкипидаров мучается у Ухарева в застенке. Как Матросов и его дружки-прихлебатели окунают бедного Шкипидарова в бочку с огуречным рассолом, как он давится прокисшими огурцами, как зовёт на помощь своих товарищей, то есть нас, меня и Щелчкова, как страдает, но военной тайны не выдаёт. – Надо Шкипидарова выручать.

– Молодец, – сказал товарищ капитан Немов, молча слушавший весь наш разговор. – Только так настоящие друзья и поступают. Но ответь, пожалуйста, на простой вопрос. Как же ты его собираешься выручать, если даже не знаешь, где вашего товарища прячут?

Я примолк, не зная, что на это ответить.

– То-то и оно-то, что так! – покачал своей седенькой головой товарищ капитан Немов. – Надо это дело сначала хорошенько обмозговать, а потом уже принимать решение. Сгоряча такие дела не делаются.

Дядя Коля стукнул кулаком о ладонь.

– Но машину всё-таки эти мазурики с базы стыбзили. Придёт сегодня утром водитель Пешкин, а машина его – нету его машины. С кого спрос? Известно с кого – с меня.

– И к-колёса? – заикаясь, спросил Щелчков. – И к-колёса они т-тоже ш-шилом п-про-ткнули?

– Нет, колёса, слава богу, остались целые. Вовка им такие показала колёса, что они ещё полгода будут помнить её науку.

– Погодите, а отравленный огурец? Разве Вовке его не бросили? Или не подействовал огурец?

У Щелчкова аж икота прошла, так его заинтересовала эта загадка.

– Бросить-то они его бросили, – неохотно объяснил дядя Коля, – да поймала его не Вовка, а поймал его ваш товарищ. Половину огурца слопал сам, а вторую половину дал Лёшке. Мой-то Лёшка организмом покрепче, пару раз его пробрало – и ничего. Ну а вашего товарища так сморило, что он лёг и моментально уснул. Лёшка мой его по-всякому поднимал – и из чайника лил воду на голову, и гантелей о сковородку стукал, – а ваш храпит и никакого внимания. Это Лёшка потом рассказывал, когда сюда по телефону звонил. И когда они забор перелезли, в смысле эта хулиганская шайка, то мой Лёшка его в будке оставил, а сам Вовке на помощь бросился.

– Ну а в плен? – спросил я у дяди Коли. – Как он в плен-то умудрился попасть?

– А что «в плен»? – удивился дядя Коля моей наивности. – Он же спал, а когда ты спящий, тебя разве что ленивый не возьмёт в плен. Ведь от сонного какое сопротивление? Он же ни под дых не ударит, ни по чашечке ногой не лягнёт. Мы на фронте только сонными языков и брали. Слышишь, скажем, в окопе храп. Ага, думаешь, дрыхнет немец. Тут-то ты к нему в окопчик и шасть, бух для верности его прикладом по голове, схомутаешь сонного, как личинку, кляп в рот вставишь, на плечо – и к своим.

– То ж на фронте, – сказал Щелчков. – А сейчас какая война?