Бей. Беги. Замри

Они окружают ее. Она идет. Никто не обращает на них внимания, ученики разбрелись веселыми стайками. Анна с отчаянием и завистью смотрит на них – на подростков, на которых она никогда не была и не будет похожа, на тех, кто возвращается в безопасные и уютные дома, в безопасную и уютную жизнь, где так весело расти.

– Иди, зассыха, мамочка тебя ждет! А мы с ней поздороваемся!

– Оставьте меня в покое, – молит она еле слышно.

Они хохочут. Анна получает удар по спине, шлепок по ягодицам.

Она думает, что нужно сбить их со следа, нельзя показывать им, где она живет. Рано или поздно они устанут и уйдут. Им захочется новую игрушку. Она идет по одной улице, сворачивает на другую, ходит кругами. Они говорят между собой так, будто ее вообще тут нет.

– Почему вы не оставите меня в покое? – осмеливается наконец проговорить Анна.

– Заткнись, – повторяет Змей. – И спроси у своей подружки.

– Я живу тут рядом, – говорит один из парней. – Можно пойти ко мне в гараж. Родители на работе.

– Прекрасная идея, – шипит Змей. – Эй, зассыха, ты идешь с нами.

– Нет, – умоляет Анна, но так тихо, что ее никто не слышит.

Они липнут к ней, задевают ее, прикасаются к ней. Издалека можно подумать, что они защищают ее, но на самом деле вот-вот разорвут.

Анна плетется за ними, бороться бесполезно.

Она сдается.

Темный гараж, старый диван из желтой, заляпанной пятнами кожи, лужи масла из старых двигателей, грязные пальцы под платьем, на ягодицах, в ее щелке, когти, впивающиеся в ее маленькую грудь, слюна, сперма, запах табака, запах пива, запах бензина.

* * *

Анна закрывает глаза, она больше не плачет, она просто падает, у этой дыры нет дна, падению нет конца, она падает, падает и думает: «Они не знают, где я живу».

Это уже второе свидание. Анна покидает аптеку в два часа, когда сменить ее приходит веселый парень лет тридцати по имени Валентин. Он сразу очаровал посетителей. Но только не Колин, которая недовольна таким вторжением в ее экосистему. Валентин уравновешен, профессионален, целеустремлен, он ищет постоянное место в этом регионе и готов на временную работу – на столько, сколько понадобится, чтобы обрасти связями. Анна со спокойной душой поручает ему аптеку, она рада, что эта часть ее жизни уцелела во время потрясений, вызванных заключением сына под стражу. Она находит в себе силы дружески помахать Валентину рукой, уходя, будто собралась на пляж. Скрывать причину своего отсутствия она не стала, однако преуменьшала значение произошедшего. Она держится так, будто все вот-вот наладится. Как только ее сын выйдет на свободу, самое большее через несколько дней, говорит она Валентину, управление аптекой снова перейдет к ней и его услуги больше не потребуются.

* * *

Она садится в машину и запирает двери, создавая невидимый шлюз, в котором она может наконец чувствовать себя свободной. Честно говоря, она даже довольна, что едет в изолятор одна. Инстинкт подсказывает ей: когда в комнате для свиданий трое, правде трудно показаться на свет. Отец, мать, сын – разве можно ждать чего-то, кроме спектакля, разыгранного на троих? В прошлый раз каждый исполнял роль, отведенную ему природой и обществом. Все старательно скрывали свои слабые места. Притворялись сильными и уверенными в себе, но все это было лишь игрой – все, кроме любви, которой они позволили выплеснуться наружу. Они ни словом не обмолвились о своем гневе, об огромном разочаровании, о желании отомстить, о растущем страхе перед ситуацией, которая выходит из-под контроля. Они тщательно выбирали слова, избегали тем, по поводу которых могли разойтись во мнении. И, подчиняясь негласным правилам, лишь обнимались, обменивались информацией и утешали друг друга.

Но если они будут вдвоем, возможно, разговор пойдет иначе, надеется Анна.

Она едет слишком быстро. Не обращая внимания на жару, выключает кондиционер, опускает передние боковые стекла. Она позволяет ветру ласкать себя, и тот завывает и кружится, со свистом проносясь по салону. Анна оставляет позади сосны, каменные, выложенные без раствора заборы, ряды оливковых деревьев, пение цикад – все составляющие рая. Пересекает границу, проникает в пыльное царство промышленных зон, где цепляются за жизнь чахлые кусты. Обочины завалены мусором, на рекламных щитах намалеваны свежие надписи, полные ненависти, как и прежние: «Смерть президенту», «Правительство в отставку», «Даешь революцию», «Конец системе». Анна думает: «Они мечтают о конце света». Они – расплывчатая масса, которая требует, сопротивляется, угрожает, беснуется. «Разве эти люди действительно боролись? Чем они пожертвовали?» – раздраженно спрашивает она. Но она сама – доказательство того, что все возможно, если заплатишь сполна, – она твердит себе это, изо всех сил отгоняя сомнения, невнятные вопросы, далекий голос с его язвительными намеками, что сделка-то оказалась липовой.