Бей. Беги. Замри

Она берет секатор и, хотя ее руки дрожат, аккуратно отрезает сломанную ветку.

Свежесть, принесенная грозой, задерживается ненадолго. С рассветом солнце вновь раскидывает повсюду сети своих лучей. Над холмом стоит запах смолы и влажной земли, душистых трав и лаванды. Проснувшись, Юго открывает ставни и видит на террасе Анну: она лежит на шезлонге, закрыв глаза, сложив руки на животе, слегка раздвинув ноги. Ветер шевелит прядь ее волос, и Юго вспоминает их медовый месяц, когда они заснули на пляже в первую ночь: ему показалось безумием спать под открытым небом, одетыми. Просто спать: они не занимались любовью, секс с Анной был сложным, она оказалась слишком застенчивой, вздрагивала, стоило прикоснуться к ее бедру или груди, и поначалу это немного пугало, но потом Юго решил, что ей не хватает опыта, и ему понравилась мысль, что он если не первый, то один из немногих, кто проникал в это тело. Он гордился тем, что соблазнил ее. Она была не просто красива, она обладала особым очарованием, ее слова и жесты были так изящны, она казалась воплощением совершенства. Познакомившись с ее родителями и узнав, насколько они не похожи на его семью, Юго восхитился тем, какая удивительная лилия выросла на гравии. Родителей, встревоженных последствиями мезальянса и смущенных перспективой сближения с семьей из тех, кого они сквозь зубы называли «простыми людьми» и кому «не желали ничего плохого», Юго успокаивал тем, что Анна сама хотела бы отдалиться от своей семьи, их даже не будет на свадьбе. Несколько лет спустя Юго решился заговорить о сексе. Он начал осторожно расспрашивать Анну, которая продолжала вздрагивать и требовала, чтобы все происходило в абсолютной темноте и чтобы все всегда было одинаково, никаких прелюдий и только миссионерская поза. Когда Юго встречался с приятелями, чтобы пропустить стаканчик-другой, он чувствовал себя по-дурацки, если разговор заходил на эту тему, а заходил он всегда, ведь только о сексе они и говорили, мерились успехами и достижениями, хотя и прикрывали все шутками и намеками. Чтобы не терять лицо, Юго заставлял приятелей думать, что его жена – горячая штучка, а потом приходил домой пьяный и чувствовал себя несчастным. В ответ на его вопросы Анна сердито отмалчивалась. Она ничего не могла ему объяснить и ничего не могла обещать. Секс оставался, пожалуй, единственной вещью, которую ей было не приручить, эта битва была проиграна заранее. Виной тому – инстинкты и страх. Разрушенная плотина, которую не восстановить, обвалившееся здание, которое не построить заново.

Именно тогда любовь Юго начала ослабевать, меняться, хотя он и не подозревал об этом. Он не допускал и мысли о том, что его брак неудачен. Он выбрал Анну, женился на ней, она стала матерью его сына, и он зависел от нее. Она управляла его миром – и, надо признать, блестяще. Любовь переплавилась в смесь восхищения и привязанности. И Юго смирился: он будет получать лишь то, что она готова ему дать.

Все еще сонная, она поворачивается на шезлонге, теперь видны ее хлопковые трусики. Юго вздрагивает. Воспоминания о медовом месяце исчезают. Остается только женщина, его жена, она спит на улице в позе, которая вдруг кажется ему неприличной. Или, что еще хуже, вульгарной. В это время она обычно уже вовсю хлопочет на кухне: кофе сварен, апельсины выжаты. Он думает, не разбудить ли ее, но потом отказывается от этой мысли, ведь речь неизбежно зайдет о Лео. Эта тема вызывает у него отвращение и ужас, и все закончится ссорой, а ему нужно сохранить мир, пусть и шаткий: завтра вечером Анна непременно должна находиться рядом с ним на вручении награды его другу – архитектору, занимавшемуся реконструкцией аббатства, который удостоился звания командора ордена Искусств и литературы.

Юго принимает душ, одевается, спускается на кухню и готовит себе эспрессо. Открыв блокнот, пишет короткую записку, похожую на телеграмму: «награждение Жюлье завтра надо забрать костюм из химчистки спасибо хорошего дня». И тихо ускользает, стремясь поскорее уйти, приехать в офис, вернуться к своим делам, сосредоточиться на чем-то помимо домашних проблем.

* * *