Бей первая

Отец Разноглазки неторопливо пристраивает пакет на пол у стены. Бутылки снова отзываются задорным перезвоном. Я морщусь, и это не ускользает от его пристального взгляда. Хмыкает. Чиркает зажигалкой и глубоко затягивается.

Я неосознанно сжимаю руки в кулаки. Пытаюсь справиться с волной гнева и отвращения. Эмоции такие сильные, что даже виски ломит. Если бы он только дал мне повод, я бы его ударил. Чувствую, что он это понимает. И откровенно забавляется моими яркими подростковыми чувствами. Не воспринимает меня всерьез.

Осторожно захлопывается дверь, я слышу, как мягко идет Мальвина по коридору. Поворачиваюсь, чтобы поймать ее растерянный взгляд. Увидеть, как стремительно она бледнеет. Молча указываю на ботинки в ее руках. Она присаживается и быстро обувается, бросая на отца затравленные взгляды снизу вверх.

Я вызываю лифт. Беру Лану за руку и веду за собой.

– А вы куда? – спрашивает ее отец с издевкой.

Я отвечаю за нее:

– Гулять.

– Не нагуляйте там, – усмехается, выдыхая дым в сторону. – Пока, Лана.

– Пока, пап.

Двери закрываются, и мы уезжаем. Я смотрю на Мальвину и понимаю, что ее трясет. Крупная дрожь бьет все ее хрупкое тело. С большой осторожностью прижимаю ее к себе. Говорю:

– Все будет хорошо. Тише, Разноглазка, тише.

Она мотает головой и мелко-мелко вздрагивает. Мне так больно за нее, просто выть хочется!

Мы приезжаем на первый этаж, и я обхватываю Лану крепче. Приподнимаю и выношу из лифта. Стоим в подъезде еще минут двадцать, и она, наконец, успокаивается. Все это время обнимаю ее, глажу по волосам, бормочу что-то ласковое, особо не разбираясь, какие именно слова произношу.

Она затихает, и я спрашиваю:

– Порядок?

Она поднимает на меня свои волшебные глаза и произносит ровным тоном:

– Кир, все очень плохо.

– Почему? Тебе запрещено встречаться с парнями?

Мальвина прислоняется лбом к моей груди и невесело смеется:

– Мне запрещено все. Нет, прямого запрета не было, если ты об этом. Я просто знаю. Чувствую. Что он этого так просто не оставит.

– Черт, Лана, извини.

Она резко вскидывает голову:

– Не говори глупости. Тебе не за что извиняться. Во-первых, ты совсем не виноват. Во-вторых, это все только мои проблемы.

Я обхватываю ее лицо ладонями и говорю грубее, чем собирался:

– У тебя теперь нет только твоих проблем, поняла?

Она кивает. Я наклоняюсь ниже и мягко касаюсь ее губ. Но очень быстро поцелуй из нежного становится почти отчаянным. Как будто в этом физическом контакте видим единственную возможность выжить.

Когда наконец отрываемся друг от друга, я спрашиваю:

– Что хочешь делать сегодня?

Мальвина улыбается. Искренне и светло:

– Хочу сделать вид, что сегодня обычный день. Забрать пацанов и пойти в кино. Держаться за руки, целоваться. Съесть что-нибудь вкусное. Жить.

И мы так и поступаем. Перехватываем парней, идем к торговому центру, но Лана вдруг говорит:

– Мальчишки! Смотрите, на горке никого.

Глядим на нее недоуменно, а она отвечает нам каким-то хитрым взглядом. Взмахивает рукой, указывая направление, и выдает:

– Или что, боитесь? Что кто-то запалит адскую четверку за неподобающим занятием?

– Адскую четверку? Так ты нас называешь, значит? – переспрашивает Малой.

Мальвина ничуть не смущается:

– Именно. У меня для вас есть много прозвищ, но так – чаще всего.

Бус наклоняется, загребает снег руками и швыряет его в Разноглазку, она с визгом отпрыгивает, а он радостно гогочет. Кричит ей:

– Ты нас на слабо не бери, киса. Мы эту игру придумали!

А я говорю:

– Кто последний до горки, тот посуду у Белого моет, – и сам подрываюсь с места, поскальзываясь на заледеневшем асфальте. По топоту, пыхтению и смеху за спиной понимаю, что два раза им повторять не надо. Несемся наперегонки, выдавая по ходу какие-то звериные звуки. Ухаем, кричим, заводим друг друга. Худой и высокий Белый прибегает первым, но не удерживает равновесия, с размаху шлепается на задницу и тут же катится вниз. Мы ржем над этой комичной картиной, почти задыхаясь.

Строимся паровозиком и на ногах едем к Диману, вцепившись в куртки друг друга. У подножия горы, конечно, падаем. Возимся в снегу, смеемся.

Малой требует:

– Встаньте, черти! Все кости мне переломаете! Мальвина, ты можешь остаться.

Ловит мой бешеный взгляд и взрывается хохотом:

– Шутка! Чувство юмора имеется, Гильдия?

– Имеется, – ворчу, поднимаясь и помогая Разноглазке. – Знаешь, что еще иметься может за такие шутки?

– Догадываюсь, – радостно скалится этот дурак.

– А кто последним-то прибежал? – интересуется Белый.

– Лана.

– Ой, Мальвина, придется тебе посуду мыть. Переживешь как-нибудь?

– Ага. Не знаю только, как пережить то, что вы такие идиоты.

Раскрасневшаяся, она звонко смеется. Живет. Сейчас живет, на полную катушку, как и хотела. Моя удивительная девочка.

Глава 36

Лана

Мы забиваем на киносеанс и долго катаемся с горки. Боремся, валяемся в снегу, громко смеемся. Я чувствую такое одуряющее счастье, что на пару часов напрочь забываю обо всем. На задний план отходят и родители, и вся моя жизнь. Есть только эта горка, мои друзья, мой Кир. Мое счастье.