Что насчет странности? В последние годы появилось множество очень подробных и тщательных работ, посвященных странности сновидений (например, см. Mamelak and Hobson 1989; дальнейшие ссылки см. в Kahn et al. 1997, p. 18; Hobson et al. 2000; Revonsuo and Salmivalli 1995). Например, была разработана шкала странности, разделяющая феноменологический признак на количественно измеримые категории, такие как прерывистость, неконгруэнтность, неопределенность и наличие специальных объяснений (см. также Kahn et al. 1997, p. 18). Очевидно, как, например, прерывистость, обнаруженная в эволюции феноменального содержания с течением времени, может быть правдоподобно объяснена в терминах дефицита связывания с течением времени на функциональном уровне описания. Кан и его коллеги, например, определили возникающий функциональный дефицит как "перерыв в ориентационной стабильности". Однако сейчас я не буду вдаваться в дальнейшие подробности.
Мы уже касались вопроса о том, что репрезентативная глубинная структура сновидения характеризуется слабым и неустойчивым удовлетворением ограничения перспективности и что прозрачность состояния сновидения приводит к глобальной потере понимания природы этого состояния. Интересно отметить параллель с состоянием бодрствования: системы, не имеющие в своей модели реальности феноменально непрозрачных участков (например, простые организмы на нашей планете, работающие в рамках простой, полностью прозрачной модели реальности), также будут полностью заблуждаться относительно истинной природы своего текущего состояния. Для них (как и для сновидца) не будет существовать явного различия между видимостью и реальностью. Они не будут знать о том, что в данный момент проживают свою сознательную жизнь с помощью глобальной онлайн-симуляции. Очевидно, что сны характеризуются тем, что это единственный глобальный тип феноменального состояния, доступный человеческим существам, который почти полностью удовлетворяет ограничению 8, ограничению автономной активации. Конечно, есть исключения, в которых слабые подсознательные стимулы могут напрямую влиять на сознательно переживаемое содержание сновидений. Например, это случилось со мной, когда я экспериментировал с одним из известных устройств для индукции люцидных снов. После того как такое устройство регистрирует наступление фазы REM, оно с определенной задержкой начинает мигать мягким красным светом на закрытых веках сновидца. Часто, однако, это приводит не к люцидности (см. раздел 7.2.5), а к сновидениям о приближающихся полицейских машинах, мигающих сигнальных лампочках на панели управления вашего космического корабля, который только что взлетел, и тому подобному. Важнее отметить, как нейрофеноменологический пример состояния сновидения релятивизирует ограничение автономной активации. Чтобы прояснить этот момент, давайте обратимся к грубому функциональному анализу сновидений. Он показывает, что они представляют собой очень специфический тип реальности-модели, характеризующийся особыми функциональными свойствами. Вот три наиболее важные функциональные особенности феноменальной реальности-модели под названием "сон":
1. Блокада выхода: Сновидцы не являются функционально воплощенными агентами. Когда человеческий мозг находится в состоянии, необходимом для генерации реальности-модели категории "сон", он не способен генерировать моторный выход. Центральный нейронный коррелят этой функциональной ситуации заключается в постсинаптическом торможении, относящемся к последней области общего пути всех моторных нейронов в стволе мозга и спинном мозге (недавний обзор нейробиологических деталей см. в Hobson et al. 2000). В силу физических ограничений сновидящие системы не способны инициировать сложные модели внешнего поведения или целенаправленные действия. Однако существуют специфические формы микроповедения, такие как REM, которые у человека обычно сопровождают фазы сновидений и из-за которых эти фазы получили название фаз REM-сна. Таким образом, сновидения - это модели мира, которые не имеют функции в отношении фактического и внешнего контроля поведения. Если, как в РБД или пограничных случаях неполного моторного торможения - например, при разговоре во сне - возникают непреднамеренные, сложные формы поведения, то это не действия, а "поведенческие артефакты" (спонтанные моторные галлюцинации, связанные с моторной системой, но не привязанные к волевой перспективе от первого лица). Они не удовлетворяют ограничению 11, ограничению адаптивности. У них нет настоящего телеофункционалистского описания, потому что они дезадаптивны и не выполняют никакой функции для системы.
Интересно отметить, что на нефеноменальном, тонком функциональном уровне анализа обычные сновидения вполне могут быть состояниями, выполняющими важную и существенную функцию для отдельного организма, например, позволяющими тонко настраивать относительные уровни нейротрансмиттеров или консолидировать долговременную память (критическое обсуждение последнего утверждения см. в Vertes and Eastman 2000).