— Болат, настало время, когда ты делом должен доказать свою преданность революции. Положение складывается напряженное. Богатеи не хотят выпустить из своих рук ни власть, ни собственность. Поэтому мы, большевики, должны переходить к активным действиям.
Бекболат с волнением слушал дядю. Его ждет новое задание! Ответственное! На него надеются. Конечно, он готов! Он хоть сейчас ринется в бой против всех этих буржуев, баев, князей.
— Вот мы и решили, — продолжал Маметали, — послать наших верных людей в станицы и аулы разъяснять народу правду, поднимать бедноту на борьбу. Надо готовиться к вооруженному захвату власти. В Кобанлы поедешь ты.
У Бекболата дыхание захватило от радости. А Маметали выложил на стол что-то небольшое, тяжелое, завернутое в тряпицу. Бережно развернул, и перед глазами Бекболата заблестел вороненой сталью пистолет.
— Возьмешь с собой. Но предупреждаю, — строго добавил Маметали, — не вздумай посчитаться этой штукой с Кабанбеком. Не кровная месть, а революционное возмездие должно руководить сознательным человеком. Не забывай, что ты посланец партии. Надо, чтобы бедняки и уздени поняли, кто их истинный друг и кто враг. Вот какая будет твоя задача. Ясно?
— Да, агай.
Бекболат уже всеми помыслами был в предгорьях, в родном ауле Кобанлы, что раскинулся на берегу вольной Кубани… Как-то там теперь Салимат? Батырбек, Иса? С ними он скоро встретится, а вот с Амурби… Ужасно нелепо погиб парень. Будь ты проклят, Азиз!.. Хотя Азиз и сам, в сущности, жертва байского произвола: малолетним мальчишкой бежал с отцом в горы от преследования мурзы. Ах, сколько погубили людей, сколько разорили очагов эти кровожадные шакалы-баи!.. Война, священная война паразитам! И пока бьется сердце, пока рука держит каму, он, Болат, не сойдет с пути, на который ступил.
ЗДРАВСТВУЙ, КРАЙ РОДНОЙ!
Сняв шапку, он стоял на вершине кургана и смотрел на родные окрестности. Набегающий с гор ветер трепал полы его черкески, раскачивал уже давно отцветшие и подсыхающие стебли юсан-травы…
Отчий край! Нет в тебе ничего особенного: каменистые глыбы, балки, взгорья, холмы, поросшие полынью, выгоревшая за лето степь. Но отчего же так замирает сердце?
Вон внизу несет свои серебристо-зеленые волны знакомая с колыбели река — милая сердцу Кубань. А на ее берегу — родной аул. Низкие саманные сакли жмутся к земле, как перепуганные ястребом перепелята. И только минарет мечети как хозяин, как страж и повелитель правоверных мусульман, смело взметнулся в синеву неба.
Бекболат взглядом отыскал свою саклю. И сердце его сжалось: домик покосился и будто врос в землю, двор зарос бурьяном. Удастся ли когда-нибудь снова разжечь в нем очаг?.. Он невольно перевел взгляд на саклю Салимат. Долго-долго смотрел на крыльцо, но никто из сакли не выходил, никто не открывал калитку двора. Словно и тут угас очаг, как в его родном доме. И тревога за Салимат заполнила всю его душу…
Скорее, скорее в аул! К тете Кеусар. Она, наверное, знает, что сталось с домом Камая и где Салимат…
Первым его встретил старый пес Бара́к. Он узнал Бекболата еще издали. Не успел тот войти в калитку, как пес с радостным визгом бросился к нему, лизнул в руку, в щеку.
— Ты еще жив, Барак! Машалла! — Бекболат ласково потрепал собаку.
На крыльцо вышла Кеусар, всплеснула руками:
— Ва! Болат… Слава аллаху, жив! — По ее щекам покатились слезы. — Ну-ка, дай я на тебя хорошенько посмотрю… Ва, каким джигитом стал, не узнать. Вот посмотрела бы теперь на тебя сестра Кани! Ах, как бы рада была она, бедняжка!
Пришли соседки. Они тоже удивлялись перемене, которая произошла с сыном Кани. Хоть и тогда он был ладен собою, ну, а сейчас просто загляденье! Высокий, плечистый, с маленькими красивыми усиками — настоящий мужчина! Глаза карие, как спелый орех. И глядит спокойно, уверенно. И речь стала неторопливой, обдуманной…
Когда соседки ушли, Бекболат спросил Кеусар:
— Аптей! А что это никого не видно ни во дворе, ни в доме у Камая?
Кеусар сразу поняла, почему племянника интересует уздень Камай.
— В степь, наверное, уехали кукурузу убирать. Вчера я видела, Салимат везла на арбе кукурузу домой.
У Бекболата отлегло от сердца. А Кеусар не знала, что делать: сказать ли, что Салимат сватает Кабанбек, или не надо? Нет, нет, пусть отдохнет с дороги: зачем сразу расстраивать парня! И она захлопотала у очага.
Весть о возвращении сына Кани тотчас разнеслась по всему аулу.
— Вот так новость! А говорили, в абреках погиб!
— Такой молодец разве пропадет!
— Да он вовсе и не в абреках был: у дяди. У Маметали в Белоярске.
— Совсем приехал или погостить?
— Кажется, погостить…
В полдень прибежал Батырбек. Друзья по-мужски, крест-накрест, обнялись, поцеловались. Потом уселись на крыльце. Начались воспоминания.
— А помнишь, Батырбек, как мы с тобой еще мальчишками напугали Кабанбека, когда выбежали на дорогу в козлиных шкурах?
— Как же! Если случается проходить мимо того места, смех так и разбирает!
И они смеются, как мальчишки.
— Слушай, Батырбек, а как живет, что делает Иса?
— По-прежнему и он и Амурби батрачат у Батоки…