Бекболат невольно вспомнил слова дяди Маметали: «Николай выполняет поручения нашей рабочей организации… Придет время, и ты узнаешь о ней». Вон оно что! Значит, Колька не только состоит в тайном кружке, но еще и выполняет поручения большевиков.
Конечно же, он охотно согласился стать связным вместе с Колькой.
Теперь редкий день проходил у него без какого-нибудь поручения.
Бекболат уже бегло читал по-русски и в осенние вечера, когда за окном бушевала непогода и некуда было идти, сидел за книгами.
Чтение нелегальных брошюр, занятия в политическом кружке, беседы с Сулейманом, Маметали, Василием Семеновичем все глубже и шире раскрывали перед Бекболатом жизнь, правду о ней. Теперь он невольно улыбался, когда вспоминал, как чуть было не поверил Кара-мулле, что большевики — племя тажела, несут погибель горцам-мусульманам. Теперь он хорошо знал, кто враг горцев-бедняков, и с нетерпением ждал того дня, когда можно будет посчитаться и с мурзой Батокой, и с его главным муртазаком Кабанбеком, и их верным псом Жамбаем. Отомстить и за себя, и за отца, и за батрака Нурыша-агая, за всех бедняков аула.
На исходе зимы, когда февральские злые метели чередовались с ясными, солнечными днями и начинала звенеть капель, из Петрограда пришла потрясающая весть: пало самодержавие, царь Николай II отрекся от престола. Создано Временное революционное правительство, которое впредь до созыва Учредительного собрания взяло власть в свои руки…
Первым, как всегда, узнал новость Колька-Соловей.
Он влетел к Бекболату весь растрепанный, запыхавшийся:
— Ура-а-а! Царя Николу с престола сошвырнули! — Он схватил Бекболата за плечи и, неистово тряся, повторял: — Чуешь? Чуешь, «азиат» ты этакий, что произошло?
Его веселые, широко расставленные глаза, веснушки, зубы — все сияло, сверкало, улыбалось.
— Кто тебе сказал? — спросил Бекболат.
— Из Энска нарочный к Василию Семеновичу приезжал… Пойдем слетаем в барак, товарищам расскажем новость. Вот обрадуются! Айда!
На улице было уже темно. На перекрестке их окликнул городовой:
— Стой! Что за люди?
— Не видишь, что ли? Рабочий класс! — с вызовом ответил Колька-Соловей, гордо вскинув голову и выпятив грудь. — Усы, как у сома, отрастил: чуть по земле не волочатся, а…
Колька, по всему видно, хотел сказать что-то дерзкое, но одумался, нарочито расшаркался:
— Имеем честь откланяться, ваше благородие!
И они побежали. Но Колька вдруг остановился, крикнул городовому:
— Пушку держи обеими руками, а то, не ровен час, потеряешь, как Николашка корону!
Городовой испуганно схватился за кобуру: уж не стянул ли этот голодранец револьвер? Ишь глазищи-то так и рыскают, как у разбойника! Нет, слава богу, на месте… И только когда Колька и Бекболат скрылись за поворотом, страж порядка спохватился:
— Стой, стервец!.. Какую корону?
Но ребят уже и след простыл…
В эту же ночь состоялось заседание партийного комитета. Было решено организовать завтра демонстрацию и митинг.
С раннего утра Николай и Бекболат как угорелые носились по городу, выполняя задание Василия Семеновича. То расклеивали обращение партийного комитета к трудящимся города, то разносили записки…
К полудню на площади стали собираться демонстранты. Первыми пришли рабочие шерстомойной фабрики. Их привел Маметали. Вслед за ними появились во главе с Василием Семеновичем Северовым рабочие вальцовой мельницы. Затем пришли с кожевенного завода, из железнодорожного депо, с бойни. Собралось много горожан. Среди толпы сновали юркие мальчишки, раздавая демонстрантам красные ленты. Люди брали кумачовые полоски и кто бантом прикреплял на грудь, кто обвязывал шапку, кто рукав. Вот в центре площади над головами людей взметнулось на высоком древке красное полотнище с надписью: «Да здравствует свобода!»
Раздались аплодисменты: это рабочие приветствовали своего вожака — секретаря большевистского комитета Василия Семеновича Северова, поднявшегося на какие-то ящики, заменявшие трибуну.
— Товарищи! — обратился он к собравшимся. — День, который мы все так ждали, настал: самодержавие, томившее в цепях рабства трудовой народ, пало. Мы ждем от нового правительства немедленного установления демократических прав и свобод, восьмичасового рабочего дня, земельной реформы, прекращения кровопролитной войны…
После митинга демонстранты направились по главной улице города.
звучала песня.
Бекболат и Николай шли вместе с Маметали и Василием Семеновичем Северовым. Необыкновенно светло и радостно было на душе у Бекболата. Вспомнились слова дяди Маметали. «Гордая, смелая птица, — говорил он, глядя на парившего в небе орла. — Вот и мне хочется, чтобы у тебя выросли крылья. Там, среди рабочих, ты почувствуешь себя человеком и будешь идти по жизни с поднятой головой…» И теперь, шагая в ногу с дядей под красным знаменем, он и в самом деле чувствовал за спиной крылья.
Прошло еще несколько месяцев, и однажды вечером Маметали сказал Бекболату: