Бекболат

И теперь все воскресные дни напролет друзья сидели за букварем.

— А ты здорово способный! — говорил Колька своему ученику. — Ежели и дальше так будешь, к новому году грамотеем станешь!

И в самом деле, Бекболат довольно быстро усваивал русскую азбуку, стал читать по слогам. Несколько труднее давалось ему письмо. Но упрямый парень мало-помалу одолевал и его…

В один из вечеров к Маметали пришел какой-то русский, голубоглазый, светловолосый, с коротко стриженными усами. Он был в кожаной куртке и кожаном картузе, ладный, подтянутый.

Он долго говорил с Маметали о каких-то непонятных Бекболату делах. Перед уходом спросил дядю:

— А это, значит, ваш племянник?

— Он самый. Болат. Работает подручным у Сулеймана…

Когда он ушел, Маметали спросил:

— Знаешь, кто это? Тот самый человек, который подобрал на станции Кольку-Соловья, — Василий Семенович Северов, машинист с паровой мельницы.

А позднее Бекболат узнал: Северов был тамадой у белоярских рабочих.

ГДЕ ТЫ, БОЛАТ?

Уже прошло около года, как исчез из Кобанлы сын Алима, аульчане мало-помалу стали о нем забывать. Потом прошел слух, что Бекболат был в абреках и в одном из набегов погиб. После этого разговоры о нем совсем прекратились, угасли, как гаснет в степи костер, покинутый табунщиками.

И только верные друзья — Батырбек, Иса и Амурби — не забывали о своем товарище… Да, да, и Амурби! Он остался жив! В ту печально-памятную ночь его подобрали табунщики и увезли к родичам в горный аул; там был искусный лекарь, который и выходил Амурби.

Ни на минуту не забывала о Болате и Салимат. Как ни уверяла ее мать, что сын Кани сложил голову и нечего о нем больше думать, Салимат не переставала ждать от него весточки.

Каждое утро она выходила к калитке, ждала, когда погонит табун Батырбек, который пас теперь чистокровок мурзы.

— Батырбек, здравствуй!.. Ну что, ничего не слышно? — спрашивала она.

— Пока нет, Салимат… Но ты не горюй — вернется! Не такой Болат парень, чтобы пропасть!

Салимат брала кувшин и шла по воду. Здесь у родника, где они подружились с Болатом, она садилась на камень, задумчиво смотрела на ручей. В душе сама собой рождалась песня. Девушка тихо пела:

Чиста твоя вода,
Как девичья слеза.
Спешишь ты в дальние края,
Не встретишь ли там Болата?..

Однажды в аул заехал продавец лент, бус, пуговиц — всякой галантерейной мелочи. Отчаявшись, Салимат решила спросить его, не видел ли он Болата: ведь он ездит со своим товаром по всему предгорью.

Дождавшись, когда аульчане сделали покупки и разошлись, Салимат, страшно волнуясь, спросила:

— Агай, вам, случайно, не встречался джигит…

Она обрисовала Болата. Продавец был человек умный. Он сразу заметил смятение девушки и понял, что творится у нее на душе.

— Видел, видел, дочка, такого джигита! — воскликнул он. — Где, точно не скажу, но, кажется, в каком-то горном ауле.

Салимат просияла.

— Спасибо, агай! — выдохнула она и со всех ног бросилась в степь к Батырбеку, чтобы сообщить ему радостную весть.

КАБАНБЕК ИЩЕТ НЕВЕСТУ

В аул Кобанлы пришел тиф. Почти ни одной сакли не миновал он. Хворь постучала костлявым пальцем и в богатый дом Кабанбека. Заболела Ханбике́. Через неделю она умерла.

Кабанбек ходил на людях опечаленный, но в душе был рад случившемуся. Давно он мечтал отделаться от старой, некрасивой жены. И вот сам аллах помог Кабанбеку избавиться от старой княгини.

Теперь он найдет себе жену молодую, красивую. Он уже не тот бедный уздень, каким был, когда брал замуж засидевшуюся в девках, всю побитую оспой Ханбике. Теперь он первый бай в Кобанлы после мурзы. Какая девушка не пожелает пойти за него! Кто не захочет породниться! Только не спешить, а то Батока оскорбится. Пока надо приглядеть девушку, а пройдет полгода, устроит такую свадьбу, что вся округа заговорит!

Как кошка на птаху, стал он посматривать на дочь узденя Камая. И наконец решил: возьмет ее, только ее! Другой такой красавицы не сыщешь во всем предгорье!

И как ни страшился Батоки, не выдержал срока Кабанбек. Прикинул: время смутное, тревожное, вряд ли будет сейчас ссориться с ним мурза. Батока не дурак!

Кабанбек облачился в новую белую черкеску с серебряными газырями, надел серую барашковую шапку. На ногах — дорогой кожи сапоги. Красавец! Джигит! Как не пригласишь такого человека в саклю и не расстелешь перед ним на полу ковер!

Кабанбек оседлал лучшего коня, надев на него серебряную сбрую, и направился к Камаю.

Съездил раз, другой, третий… Прямого разговора пока не вел. Но Камай сразу догадался, кому и чем он обязан посещением столь богатого гостя. И хитро повел беседу, что вот, мол, весна наступает, а быки уже старые, один хромает на переднюю ногу. Как с такими управишься!

— Эка беда! — воскликнул Кабанбек. — Выбирай из моих пару самых лучших. Могу подарить еще и коня. Чистокровного аргамака!

— Ты добрый человек, Кабанбек. Пусть аллах удвоит твое богатство, — льстиво сказал Камай.

«Пора приступить к делу», — решил Кабанбек.