Бекболат

Странно, но он, как мальчишка, боялся заблудиться и повернул обратно. Он решил посмотреть Белокопытого.

Завидев Бекболата, конь заржал.

— Салам, салам! — крикнул ему Бекболат. Подошел, ласково потрепал по холке. — Пить хочешь? Пойдем!

Он снял путы, напоил Белокопытого и снова пустил пастись, а сам сел на берегу реки. В воде отражались облака. Они походили на голубые льдины, и волны несли их в степь к водам Кубани. А там далеко-далеко на ее берегу родной аул. Там его очаг, там Салимат…

Сердце его сжалось. Как он соскучился по ней! Он, наверное, отдал бы даже коня, чтобы свершилось чудо, и Салимат оказалась бы сейчас рядом с ним здесь, на берегу…

Потом перед его глазами встает Амурби… Будь проклят тот день, когда он решил податься в абреки! Нет, не добрый аллах, а злой, коварный шайтан подстроил ему встречу на дороге с абреком Мухажиром, который увел его в свой разбойничий стан.

Его мучила совесть, что он не рассказал обо всем дяде Маметали. Сегодня он это сделает и посоветуется с ним, как быть дальше.

Он до вечера пробыл на берегу реки. Вернулся домой вместе с Белокопытым. Поставил его в хлев, где когда-то хозяйка держала корову.

Скоро пришел с работы Маметали. Он сразу заметил, что Болат растерян и подавлен, порывается что-то сказать, но не решается.

Маметали принес степного сыру, плитку черного чая, чтобы угостить племянника настоящим ногайским — со сметаной и перцем.

За чаем Маметали пристально посмотрел на племянника:

— Я же твой дядя, скажи, что у тебя. Какая беда стряслась?

Бекболат, кажется, только этого и ждал. Рассказал обо всем — и о скачках, и о том, как мурза отнял у него Елептеса, как Кабанбек избил его, и о том, как ушел в абреки, чтобы отомстить роду мурзы, и о набеге, при котором погиб Амурби…

Положив на стол большие натруженные руки и склонив голову, Маметали долго молчал. Сейчас он очень пожалел, что не увел тогда Болата, оставил в ауле горячего безрассудного мальчишку одного.

— Вот что, Болат, — наконец сказал он, — в прошлый раз я необдуманно согласился с тобой: оставил тебя в ауле. А теперь мое слово твердое, слово старшего: ты будешь жить у меня. Подыщем тебе работу.

И на другой же день Маметали продал Белокопытого, Бекболату купил городскую одежду — пиджак, сапоги, штаны, две рубашки.

Бекболат примерил покупки, невольно улыбнулся: как русский стал! Только бритая голова выдавала мусульманина.

Маметали понял его улыбку. Сказал:

— Можешь и чуб отрастить.

— Гяуром назовут, — возразил Бекболат.

— Глупости! Верность своему народу доказывают не волосами, а делами, — сказал Маметали.

НОВЫЙ ДРУГ

Сегодня Маметали вернулся с фабрики не один, с невысоким коренастым человеком. Бекболат сразу узнал в нем лудильщика Сулеймана, который был у них в ауле. Хотя он внешне не походил на дядю Маметали, у них было что-то общее. Оба добродушные, степенные, неторопливые. Будто они владеют каким-то секретом мудрости и всё знают наперед.

— А, Болат! — воскликнул Сулейман еще с порога. — Вот и встретились! — Он шагнул к Бекболату и первым подал руку: — Салам алейкум!

— Алейкум салам, Сулейман-агай!

Маметали захлопотал у плиты, готовя чай, а гость обратился к Бекболату:

— Есть у меня в кузнице свободное место подручного. Будешь работать со мной. Работа не легкая.

— Ничего, — отозвался от плиты Маметали, — парень он крепкий.

— Ну, так как, согласен? — спросил Сулейман.

Бекболат кивнул.

— Вот и добро! — воскликнул гость. — Там у меня один уже есть. Таких же лет, как ты. Из русских. Колька-Соловей.

За чаем Маметали и Сулейман говорили о том о сем. Вспомнили про какого-то чудака у них на фабрике, как тот купил по случаю на базаре великолепные, с жесткими лакированными голенищами сапоги. Сунул их под мышку, на радостях выпил косушку. Пришел домой, хотел похвастать жене, а в руках одни лишь голенища из крепкого картона, а головки отвалились по дороге.

Оба весело смеялись. Бекболат тоже невольно улыбался: его удивляло, что такие серьезные люди могут по-мальчишески веселиться.

— Ну прямо и смех и грех! — вытирая тыльной стороной ладони глаза, говорил Сулейман. Но вот он снова стал серьезным: — Значит, так, Маметали: завтра приходишь на фабрику с Болатом… Спасибо за угощение и за компанию тоже.

— Я тебя провожу, — сказал Маметали.

…Утром поднялись рано. Бекболат почти и не спал, все думал, что ждет его на фабрике: какие люди? Что за работа?

После завтрака Бекболат надел дядину рабочую куртку, нахлобучил картуз. На ноги вместо легких чувяков натянул тяжелые, непривычные сапоги.

— Ну, в добрый час! — сказал Маметали.

— В добрый час! — как эхо, повторил Бекболат.

Узкими кривыми улочками и переулками вышли за город. С пригорка была хорошо видна вся фабрика — большое длинное здание. Над ним кирпичная труба, словно минарет. Только потоньше и намного выше.

— Это сама фабрика, — пояснил Маметали. — А вон то здание — контора. За ней двухэтажный дом хозяина. А в низине бараки. Большинство рабочих из города. Но часть живет здесь, в этих бараках. На берегу реки навесы для сушки шерсти. А это склады для готовой продукции.