— Нет, он уже остыл.
Бекболат закинул повод на шею Белокопытого, и тот сам вошел в реку. Долго цедил сквозь зубы холодную прозрачную влагу. Потом поднял голову, посмотрел вокруг, тихонько заржал.
— Товарищей окликает! — Бекболат грустно улыбнулся. — Пойдем, дружок, пойдем. Далеко, не услышат!
Город начинался тотчас же за рекой. Окраинные глинобитные халупки подступали к самому берегу.
Они долго петляли по кривым, ухабистым переулкам и улочкам, пока наконец Маметали не остановился перед низенькой беленькой мазанкой с крыльцом.
— Вот мы и пришли. Коня привяжи, а после чая я сведу его на луг. А на ночь накосим травы.
Они вошли в небольшие сенцы, делившие хату на две половины. Маметали постучал в дверь направо.
— Арина Семеновна!
На пороге показалась женщина лет пятидесяти в темном ситцевом платье, в переднике.
— А, Магомет! — воскликнула она. — Да с тобой еще кто-то!
— Племянник мой, Болат. Сестры сын.
— Просим милости. У меня обед готов, — с низким, почтительным поклоном сказала хозяйка дома.
— Спасибо, Арина Семеновна. Мы и чайком обойдемся… У вас, кажется, коса была? Болат на коне приехал: травы надо накосить.
— Есть, есть. В сарае висит. Берите, когда понадобится.
— Спасибо!
Маметали открыл дверь, что была слева.
— А это моя комната. Заходи, — кивнул он Бекболату.
Комнатка была небольшая. В переднем углу стоял столик, накрытый бумагой. Около него две некрашеных табуретки. Справа у стены железная кровать, застланная серым суконным одеялом.
В ауле у всех кровати деревянные. И только у мурзы Батоки, говорят, какая-то необыкновенная — вся блестит, со сверкающими шарами и шишками. Но Бекболат никогда не был в его доме, и теперь видит железную кровать впервые.
В заднем углу небольшая печка. Вместо казана плита с круглым отверстием и набором кольцевых крышек.
— Ну, располагайся, брат, как дома! — услышал Бекболат голос дяди. — Черкеску вешай вот сюда.
И все же Арина Семеновна принесла обед. Завернутый чугунок с борщом, жестяную миску с картофельными оладьями.
— Горячие еще, — сказала она, ставя все на стол. — Кушайте на здоровье!
— Спасибо, Арина Семеновна. Мы бы и чайком обошлись.
— Как можно! Парень с дороги, поди, устал, проголодался. Борщ вкусный, наваристый.
— Да что же вы стоите, Арина Семеновна! Присядьте! — предложил табуретку Маметали.
— Спасибо, Магомет. Не буду вас стеснять, пойду… Племянник у тебя, смотрю, этакий орел, что лицом, что статью. А брови — крылья соколиные, и только!
Бекболат смутился, на загорелом, обветренном лице проступил румянец.
— Ну, кушайте на здоровье!
Арина Семеновна ушла, а Маметали и Бекболат принялись за обед.
Маметали с аппетитом уплетал густой наваристый борщ, а Бекболат, впервые пробуя это блюдо, глотал с трудом. При этом у него было такое страдальческое выражение лица, будто пил горький отвар полыни от простуды.
Маметали весело рассмеялся:
— Не нравится? Ну, тогда ешь оладьи. А сейчас я чай вскипячу.
Оладьи Бекболату понравились, и он с удовольствием съел несколько штук.
После обеда свели Белокопытого на луг к реке. Потом накосили травы.
Легли спать рано. Маметали тотчас уснул. А Бекболат долго лежал навзничь с открытыми глазами. Встал, на цыпочках подошел к окну. Луна освещала соседние небольшие, приземистые хатки. Далее ничего не было видно.
Он снова лег. Тетя Арина чем-то напоминала ему покойную мать, и как только он закрыл глаза, перед ним встала Кани. А когда уснул, мать вошла в комнату. «Ну как, сынок, хорошо тебе на новом месте? Я рада, что ты пришел к дяде. В ауле ты нажил бы кровника и погиб… Нет, нет, солнце мое, не думай мстить за отца. Убийцу накажет аллах». Она стала удаляться.
— Абай! Не уходи! — закричал Бекболат и проснулся.
Маметали вскочил. В свете луны, заглядывавшей в оконце, он увидел Бекболата. Племянник сидел на койке с широко открытыми глазами и бледным лицом и смотрел на дверь.
— Что с тобой, Болат? — спросил Маметали.
— Да так… Просто спать не хочется…
Когда Бекболат проснулся, в комнатке было светло. Дядя Маметали уже собрался на работу, натянул брезентовую куртку, такие же штаны. В руках держал брезентовые же рукавицы.
— Выспался? — спросил он.
— Выспался, агай.
— Тогда вставай. На плите чай и пирожки с творогом: тетя Арина угощает. А в столике есть сыр. Так что доживешь до вечера! — Дядя улыбнулся. — Ну, будь хозяином! — Шагнул к двери, но у порога вдруг остановился: — Да, коня я свел на луг!
Маметали ушел. Бекболат рывком поднялся с койки, распахнул оконце. В комнатку повеяло утренней свежестью.
После завтрака Бекболат вышел за калитку. Улочка была кривая, узкая. На рассвете прошел дождь, и теперь кругом стояли лужи. В них отражалось небо, такое же высокое и синее, как и у них в предгорье. И улочка походила на их аульную. Да и сам город здесь, на окраине, смахивал на большой аул, раскинувшийся среди оврагов и балок. И только вдали виднелись большие дома.
По улице шли люди. Они куда-то торопились, были молчаливые и озабоченные.
Бекболат шагал от улицы к улице. Чем дальше, тем дома́ становились добротнее. Некоторые были двухэтажные.