— Люди озлобились друг против друга, — продолжал мулла. — Забывают шариат, обычаи и заветы предков. Оллахий, придет несчастье и в наш аул: не потерпит аллах отступничества от веры, всех накажет!
Кеусар горестно качает головой.
Кара-мулла помолчал. Потом, почесывая сухими пальцами реденькую бородку, сказал:
— Я не поверил, когда услышал, что сын Алима сворачивает с пути правоверных. Достойный человек был Алим, истинный правоверный мусульманин. И Кани, бывало, без совета с аллахом слова не вымолвит. Как может быть у таких родителей неправоверный сын!
Кеусар низко опустила голову.
— Он всегда слушался родителей, — сказала она. — И не может он делать плохое людям, мулла. Сердце у него доброе.
— Я не говорю, что делает он это по злобе, — мягко возразил мулла. — Жизнь, что горная тропа. На ней легко заблудиться, и я буду просить аллаха, чтобы вывел сына Алима на праведный путь… — И вдруг, впившись маленькими, острыми глазками в Кеусар, спросил: — А где он сейчас, сестра?
Кеусар потупилась под пристальным взглядом муллы.
— Разве молодых людей дома удержишь, Кара-мулла! Кажется, уехал в горы, наниматься на работу к какому-то баю.
Мулла недоверчиво покачал головой, задумался.
— Зачем далеко ехать, когда у мурзы сколько хочешь работы?
— Уж этого я, право, не знаю.
Потом Кара-мулла долго, долго говорил, что хотя жизнь нелегка, но каждый правоверный мусульманин должен помнить, что он на этом свете лишь гость. Его вечная жизнь на том свете, и потому человек тут должен делать только то, что повелевает аллах. Строго выполнять все заветы корана и шариата. Пусть сестра Кеусар напомнит об этом племяннику, потому что больше наставников у него нет. Старший брат ее, Маметали, дядя Бекболата, говорят, стал совершенным безбожником, его ждет суровая кара аллаха.
Кеусар сказала, что она день и ночь будет молить бога, чтобы он вразумил Бекболата и не дал ему ступить на ложный путь.
Мулла, сутулясь, вышел из сакли…
Бекболат действительно ездил в горные аулы. Тетке он сказал, что едет искать работу. На самом же деле ему необходимо было установить связи с нужными людьми.
Вернулся домой веселый, довольный.
— Ах, аптей, давно я не был в горах. И так чудесно поездил по горным аулам! Одна беда — работы не нашел. Но один человек все же обнадежил: обещал сообщить, как только буду нужен… Ох, проголодался я!
Кеусар поставила на столик кислого молока, подала кукурузные чуреки, а сама села прясть. В ее умелых и ловких руках веретено вертелось, словно юла, и кольцо за кольцом ложилась на него пряжа.
Сидя на низенькой скамеечке, она то и дело бросала взгляд на племянника. Наконец решилась сказать.
— Болат, а у нас был мулла. Он видел во сне мою сестру Кани, твою абай, и зашел почитать Коран. А ведь раньше не приходил, когда звали даже.
Бекболат насторожился:
— А про меня он не спрашивал?
— Спрашивал, мой милый, спрашивал!
— А что?
— Насовсем ли ты приехал. Чем занимаешься. Кто тебя навещает.
— Та-ак, ясно… — Густые брови Бекболата сурово сошлись на переносице. — Так вот знай: не твою сестру вспомнил Кара-мулла, а послал его мурза Батока узнать обо мне… Ах, продажная тварь!.. А впрочем, что можно ждать хорошего от муллы!
— Ой, сын Алима! — Кеусар тяжко вздохнула. — Нельзя так говорить о святом человеке. Аллах покарает тебя!
— Кара-мулла такой же святой, как ишак — мусульманин! Ишак вертит хвостом, когда его угощают чуреками. Так и мулла вертит своей совестью за подачки Батоки. Все сделает для мурзы. Но недолго, аптей, им осталось властвовать и глумиться над народом, недолго!..
САБАНТОЙ
Рано и буйно пришла в этом году весна в Кобанлы. Уже в конце февраля начали таять снега. И берда́зи — время конца февраля и начала марта — было необыкновенно теплым. Набухшие и вспенившиеся речушки наполняли ущелья звонкими всплесками. Кубань вышла из берегов и залила луга. Прибрежные кусты огласились раскатистым пением птиц.
Подсыхали поля. Аксакалы каждый день выходили на пашни, нетерпеливо пробовали землю, брали в ладони, растирали, нюхали. А в ауле уже готовились к празднику первой борозды.
Сабантой!..
Кто из ногайцев не ждет всей душой этого дня! Так повелось испокон веков: забурлят талыми водами реки окрестных гор, запарует земля, зазеленеют, заискрятся под ласковым весенним солнцем сады — выходи всей семьей в лучших одеждах на улицу танцевать и петь песни, играть и балагурить. А если выпадет случай, то и угоститься рогом сладкого, как мед, и красного, как кровь, давно перебродившего бармажи[20]
!И даже байский батрак Нурыш, никогда не имевший и клочка собственной земли, один из первых обряжался в козлиную маску с рогами и бородой и до коликов смешил собравшийся на площади кобанлыйский народ.