Бела Кун

В старших классах учились еще бывшие «благородные девицы» — баронесса Корф, княжна Шаховская, назвавшаяся Кимой (от Коммунистического Интернационала Молодежи), это были молодые девушки, подхваченные волной революции, — они отреклись от своих отцов, от своего прошлого и очертя голову кинулись в новую жизнь, стали боевыми комсомолками. Вместе с ними учились и другие «благородные девицы» — одни из них рассеянно слонялись по просторным спальням, которые в ту пору еще назывались дортуарами, другие с ненавистью поглядывали на «варваров», заполонивших священные стены, на учеников младших и средних классов, которые сосредоточенно сидели за уроками, потом весело носились по высоченным темным коридорам, спортивным залам, дорожкам парка. Это были дети рабочих, уборщиц, большей частью сироты, отцы которых погибли в гражданскую войну.

Столь же разнообразным был и состав учителей — начиная от тощих и почему-то в большинстве своем высоченных классных дам, кончая молодыми учителями и учительницами — зачинщиками новой системы воспитания и преподавания в советской школе.

Директором школы был Потемкин, а душою школы — венгерец-коммунист, бывший военнопленный и бывший актер Сексарди. Это он воспитывал, смешивал в единую семью всю разношерстную толпу детей. Педагогических знаний и образования у него не было никакого, зато было большое, доброе сердце, любовь к детям и твердое устремление коммуниста: всех ребят, вне зависимости от их происхождения, воспитать революционерами и смелыми, творческими людьми. (Свои речи Сексарди произносил на ломаном русском языке.)

И надо сказать, что многое ему удавалось. Хоть было и холодно, и голодно, и учебниками негде было разжиться, и тетради доставались с трудом, но была высокая революционная романтика, и она увлекала детей.

Агнеш очень понравилось в этой школе, где дисциплина еще не была установлена, где от ребят требовали сознательности, самодисциплины, а главное — самостоятельности, где в равной степени существовало и самоуправление и самообслуживание.

Разумеется, имело это и свои теневые стороны. Многие педагоги сопротивлялись ломке старой школы, не желали применяться к новым условиям, выпустили из рук и воспитание и преподавание. В итоге ребята занимались больше общественной работой, пионеротрядом, нежели учебой. Ни в грош не ставя преподавателей, считали, что могут делать все, что им угодно, и уважали только Сексарди да пионервожатого.

Надо сказать, что благодаря общему революционному подъему они достигали при этом во многом превосходных результатов, приобретали ряд отличных качеств — правда, все это больше относилось к способным, выдающимся детям, а учеба общей массы страдала.

Я часто донимала Бела Куна рассказами о недостатках школьной работы, но он и слушать не хотел. Объяснял мне в общих чертах разницу между старой школой с ее суровой дисциплиной, стремлением воспитать покорных, не думающих людей и новой, советской школой.

Однажды, возмущенная каким-то событием в интернате, я сказала, что так нельзя воспитывать детей и этим вопросом надо заняться срочно и всерьез. Бела Кун ответил мне, что партия занята более серьезным делом — введением нэпа. Что речь идет о жизни и смерти революции, а уже потом дойдет черед и до запущенных классных комнат, нетопленных спален, скверного питания и т. д. Сказал, что большевики во главе с Лениным все равно одолеют все трудности.

Упомянув Ленина, он отвернулся, чтобы я не видела, как он беспокоится за его здоровье. Бела Кун мучительно отгонял от себя даже мысль о том, что может наступить катастрофа… Но, возвращаясь из Горок, где жил тогда Ленин, он был всегда печальный и, когда я спрашивала, как чувствует себя Ленин, коротко отвечал: «Хорошо», потом уходил в другую комнату, чтобы я не могла задать ему больше вопросов.

6

Привыкнуть к московской жизни оказалось очень просто. Семья была вместе, и поэтому мы скоро почувствовали себя совсем дома. Только я ощутила перемену климата. Заболела плевритом. Начался и катар верхушек легких, но шесть недель лечения в подмосковном санатории «Габай» полностью восстановили силы.

Из-за незнания языка в первое время у меня было очень мало непосредственных впечатлений. Приходилось ограничиваться рассказами Бела Куна и других товарищей. Бела Кун хоть и немногословно, но говорил все-таки об устройстве социалистического государства, о реорганизации предприятий, учреждений и Красной Армии. Не скрывал и трудностей (это было не принято у коммунистов; Ленин и его соратники считали, что народ должен знать обо всем, только в этом случае может он активно участвовать в управлении государством), хотя и был оптимистически настроен относительно их преодоления.