Бела Кун

Каково же было наше удивление, когда он однажды подошел ко мне и попросил, чтобы я и Татьяна дали ему рекомендацию в большевистскую партию… Мы знали, что он старый социал-демократ, опытный революционер, да и у нас уже вон какую развернул работу — нам казалось само собой разумеющимся, что он член партии. Но нет, все-таки… И как раз нам, самым молодым, мне и Сибирцевой, пришлось рекомендовать его, заслуженного революционера, в партию, хотя мы знали, что любой из членов губкома охотно сделал бы это.

…В Сибири, как известно, еще в мае стоят холода, и нашим венгерским друзьям было мучительно трудно. Бела Кун ходил в легкой шинелишке и башмаках. Я посоветовалась с товарищами, и мы взяли из нашей жалкой горкомовской кассы почти все наличные деньги, чтобы купить ему хотя бы старые валенки, на новые не хватило бы денег. Трогательное и вместе с тем комичное было зрелище, когда Бела Кун впервые в жизни надел валенки на ноги. Он радовался им как ребенок».

22 апреля 1917 года в той же газете «Новая жизнь» была напечатана статья Бела Куна, полная уверенности в победе пролетарской революции.

«Более ценного и лучшего подарка никогда ни один народ не дал страждущему человечеству. Русская революция грозно повелевает прекратить страшную бойню, остановиться — тогда кровавый туман, подымающийся с моря человеческой крови и застилающий все от взора народов Западной Европы, рассеется.

…Было бы трудно передать те чувства, — продолжает Бела Кун, — которые наполняют социал-демократа чужой страны, когда с непосредственной близостью его коснется веяние революции. Революционный русский пролетарий был всегда предметом нашей нежной, глубокой любви… Когда до меня, неосведомленного о положении дел в России человека, дошли первые вести о революции, я сперва чувствовал опасения и сомнения.

Марксист, подобно химику, всегда стремится анализировать социальные явления — и я искал те силы, которые смели царское самодержавие. Что большая часть этих сил принадлежала пролетариату, не подлежало никакому сомнению, но у меня рождались опасения, не является ли это только порывом, может быть преждевременным порывом, одним из тех, какие — как говорит Чернышевский в одном очерке о русском мужике — бывают в жизни каждого народа.

Теперь вопреки пытливым сомнениям марксиста я чувствую, что все было не только временным проявлением сил рабочего класса, но что рабочий класс твердо держит все в своих руках. Из доходящих до меня голосов рабочей печати, из все продолжающейся организационной работы я вижу, что революция состоит не из драматических эффектов, не является плодом экстаза, за которым могло бы последовать чувство разочарования, но что пролетариат наложил на революцию свой отпечаток…

Такая революция — дело не только одного народа, не только счастье и источник свободы одной страны — это такой мощный поток, который должен пройти всю Европу, пока вольется в великий святой океан свободы всего человечества»[25].

Так предвещал он ту революционную волну, которая под влиянием Октябрьской революции прокатилась потом по многим странам Европы.

Вскоре после этого Бела Куна избрали членом Томского губкома РСДРП. И в это же время появились на русском языке его первые статьи в газете «Знамя революции» и журнале «Сибирский рабочий».

Октябрьская революция освободила пленных, которых до тех под держали за колючей проволокой.

Еще за несколько дней до революции, как писал в своих воспоминаниях видный деятель венгерского рабочего движения Йожеф Рабинович: «…мы с неописуемой радостью, счастливые, перебрались в город. Офицеры молча и с ненавистью наблюдали за нашим переселением… и составили протокол, гласивший, что группа «изменников родины» переселилась в город без разрешения господина полковника.

— Дома мы еще поговорим с вами, господа, — сказал Господин полковник в беспомощной ярости.

— Дома мы сами поговорим с вами, эх вы, трусливые псы! — весело кричали наши в ответ и радостные шли за повозкой, на которой перевозили нашу «мебель» и «посуду».

Новое жилье помещалось в тихом особнячке на Бульварной улице и состояло из трех комнат. Офицеров переселилось девять человек: Бела Кун, Бела Ярош, Карой Райнер, Имре Силади, Ференц Мюнних, Эрне Зайдлер, Дюла Гарди, Армин Кауфман и Вольфинер; из рядовых нас было двое — я и Тороцкаи, столяр из Коложвара…

Новые условия жизни влили в нас новую энергию, новые силы. Все мы были в бодром и боевом настроении.

Товарищ Бела Кун приносил из университетской библиотеки книги Маркса, Энгельса и Каутского на немецком языке, которые мы читали все по очереди. А вечерами он читал нам важнейшие известия из московских и петроградских газет».

Товарищ Рабинович рассказывает, как они установили связи с военнопленными, работавшими в городе, как устроили первые собрания, решили проводить их регулярно, как к ним присоединились пленные других национальностей. Собрания эти проводились уже в помещении губкома партии.