Бела Кун познакомил нас. Оказалось, что мы пришли к его другу и соратнику Карою Вантушу. Когда он и его жена узнали, что я приехала, а квартиры у нас все еще нет, то предложили на время свою, пока они поедут в Надьварад навестить родных.
Сколько были Вантуши в отъезде, я уже не помню. Но кажется, путешествовали недели две-три, чтоб нам было где жить.
Наконец уладился вопрос и с нашим жильем. Мы поселились на улице Иднек (ныне улица Гезы Кресс), неподалеку от Вышеградской.
Дали знать об этом Вантушам. Они приехали вскоре и, смеясь, рассказывали, какая радость была для них, что нам негде оказалось жить: «Пришлось поехать в свадебное путешествие, а после стольких лет разлуки это было для нас весьма кстати».
Переселившись на новую квартиру, мы ходили обедать в соседний ресторанчик, излюбленное место молодых коммунистов. Частенько заглядывал туда и Бела Кун, чтобы встретиться с ними. Он всегда приносил с собой веселье и жизнерадостность.
В эти недели почти каждый день случалось какое-нибудь происшествие. Однажды Бела Куна попытались убить на улице, потом на него наставили винтовку в казарме 32-го гарнизонного полка, затем в другой казарме.
Бела Кун, улыбаясь, рассказывал за обедом, что это добрые приметы. Все больше и больше народу встает на сторону коммунистов, потому и приходится реакции прибегать к подобным методам.
Помню, это был уже январь, когда впервые увидела я его погрустневшим. Пришла весть о том, что умер Эндре Ади.
Не дано было дожить ему до «настоящей революции». Тяжелобольному поэту, постепенно утратившему и сознание и речь, не удалось стать даже свидетелем тех массовых движений, которые предшествовали пролетарской революции.
Бела Кун не скрывал слез. Прерывающимся от волнения голосом прочел он строки:
— Решимся и дерзнем, — заключил он непререкаемо.
Жена доктора Хуго Лукача, художница Ильма Бернат (несколько лет назад умерла она в Будапеште), в ноябре 1918 года навестила Эндре Ади. Об этом посещении она написала мне следующее:
«Я застала Ади сидящим в их маленькой, уставленной цветами прихожей. И спросила его: «Почему у тебя такие испуганные глаза, как у кошки во время грозы? Ведь настала революция, которую ты так ждал». Ади горестно скривил губы. «Это не та революция, — сказал он. — Уже едут домой из России венгерские солдаты, и Бела Кун тайком посылает в их солдатских башмаках и брошюры и настоящую революцию; вот когда вернется домой Бела Кун с товарищами — а этого уже недолго ждать, — тогда и будет настоящая революция».
После обеда, если ему ненароком удавалось забежать домой, он беседовал с дочкой. Агнеш постепенно подружилась с ним, но особенно тесной стала их дружба после того, как отец объяснил, что не всегда следует слушаться взрослых. Свою программную речь о воспитании он закончил словами: «Да здравствуют освобожденные дети!»
Агнеш была абсолютно покорена и теперь слушалась только отца.
Бела Кун был счастлив и горд, что достиг таких успехов в области педагогики. Однако теорию свою ему почти не удавалось претворять в жизнь — на это у него физически не хватало времени: рабочий день продолжался с утра до поздней ночи.
Когда он возвращался ночью смертельно усталый и я пыталась внушать ему, что такой темп работы все равно долго не выдержать, он отвечал:
— Не беда! Главное, что рабочие, крестьяне и солдаты устремились в партию и что каким бы тиражом мы ни выпускали «Вереш уйшаг», ее все равно расхватывают. В профсоюзах дела тоже пошли на лад, да и интеллигенция начинает поглядывать в нашу сторону!
Одним из величайших событий тех дней был выход первого номера «Вереш уйшага».
— Коммунистическая газета в Будапеште! — примчался домой Бела Кун, чтоб мы от него первого узнали об этом большом событии.
Редакторами газеты стали он, Ваго, Рудаш и Пор, сотрудниками — Пал Хайду, йожеф Лендель и Йожеф Реваи. Но, особенно на первых порах, не было такого номера, в редактировании которого Бела Кун не принимал бы самого деятельного участия. Он вникал во все, начиная от важнейших статей и кончая хроникой. Как ребенок, что радуется первой книжке, так радовался Бела Кун каждой статье, опубликованной в «Вереш уйшаге». Эта газета была действительно коллективным творением венгерских коммунистов. И стар и мал — все являлись в редакцию с какой-нибудь новой идеей, замыслом, статьей.
Часто вспоминали товарищи и в годы московской эмиграции об этой вдохновенной поре «Вереш уйшага», вспоминали как о самой прекрасной боевой эпохе Компартии Венгрии.